— Твою мать, Денис! Какого… хрена? — согнулась пополам, унимая полыхнувшее сердце… Отходняк был такой мощный, что аж реветь захотелось, но я держалась и только бубнила под нос: — Бля-я-я… Денис, твою ма-а-ать…

— А действительно — какого? — строго спросил он. — Почему на засов не закрылась, как велел?

Я ойкнула и прикрыла ладонью рот:

— Разве? Блин, забыла, наверное.

— Я ж говорю, выпороть надо! — подытожил он и, подойдя, легонько пихнул меня назад.

Я смутилась, но лишь на мгновенье. Тут же взыграло счастливое дурачество, и я покорно легла, подчёркнуто стеснительно прикрыла ладонями груди… и, не разрывая контакта с его глазами, медленно развела согнутые в коленях ноги. И я не я, если Денис в этот момент не стал вдруг похож на наглого котяру. Закусил губы, чтоб совсем уж не расползлись в довольной улыбке, бесстыдно рассматривал меня, поглаживал, проникал взглядом… Звякнул пряжкой ремня, вытащил из брюк рубашку. Ме-е-едленно, чёрт, как медленно, расстегнул манжеты… Я готова была кинуться на него, мне, кажется, уже хватило бы одного прикосновения, чтобы кончить, а он всё расстёгивал и расстёгивал дурацкие пуговицы, не прекращая трахать меня взглядом. Начал снимать рубашку — я кинулась было помочь, но он опередил:

— Лежать! И ножки поставь, как были…

О, бли-и-ин, сумасшествие какое-то! Я чувствовала, как влага, переполнив губки, щекотно сползает между ягодицами, шевелила пальцами ног, елозила бёдрами… А он всё-таки справился, стащил рубашку с раненого плеча, небрежно отбросил на пол. Бо-о-ожжже-е-е! Шрамы украшают мужчин — кто этого не слыхал? Но просто слышать и ощутить вдруг, что это значит — две огромные разницы! Вскочить бы, прижаться кожей к коже, обрисовать языком каждый изгиб его мыщц, зацеловать каждую ссадину, поймать губами волосы на груди, потянуть, так чтобы вздрогнул и хоть чуточку ускорился… Но взгляд его по-прежнему командовал «Лежать!» и всё, что мне оставалось — изнывать от нетерпения и, очерчивая подушечками пальцев свои сжавшиеся в сладком томлении соски́,отвечать емутаким же откровенным взглядом: «Ну дава-а-ай, уже…»

Он снял брюки. А-а-а, держите меня семеро, и как его трусы до сих пор не порвались от такого напора? Хочу, хочу, хочу его! Закрыла глаза, упершись макушкой в кровать, прогнулась, приподнимая грудь:

— Ну Дени-и-ис…

И рвано охнула, когда на самый низ живота легли его ладони и большие пальцы с нажимом обвели промежность. Скользнула пятками по покрывалу, случайно задела ногой его руку.

— Чшш… Аккуратнее с ножками… — шепнул он, и в следующий миг прильнул губами к лобку.

Я не удержалась, подалась ему навстречу, а он наоборот, отпрянул и тихо рассмеялся. Подул на горячую плоть, словно желая охладить, но только ещё сильнее распалил.

— Денис , ну давай уже! Или я сейчас сама всё сделаю, дождёшься!

— Хорошая идея, кстати.

— Издеваешься?

— Нет, правда, интересно.

Этого я не ожидала и совершенно не была к такому готова. Напряглась, не зная как реагировать.

— Ну давай, — он взял мою руку, потянул вниз, — покажи, как ты это делаешь. Смелее. Это же всё равно, что о себе рассказать — родилась, училась, работаю… Хобби, любимый цвет, любимая книга… Любимая поза, эрогенные зоны...

Говорил и при этом ласкал меня моими же пальцами. Конечно, я знала себя и даже если бы очень хотела скрыть что-то — не смогла бы. Каждое прикосновение было как пёрышко по оголённому нерву: мучительно прекрасно и поэтому — невозможно отказать. Лёгкие нюансы: здесь чуть сильнее, здесь чуть правее… бестрее… в другом направлении… А когда, вымазывая влагу, в сердцевинку скользнул, наконец, его большой палец, я застонала от изнуряющего удовольствия. Не оргазм, но близко, на самом краешке. Ухватила его за запястье, потянула на себя, без слов прося войти сильнее, глубже… Но он замер вдруг.