Я сначала не поняла, не поверила ощущениям — горячие брызги на животе. Открыла глаза и чуть не заревела. Ну почему? Ну я же сказала, что можно… Ну он же услышал, знаю, что услышал! Почему? Ну почему?

Не справившись с эмоциями, закрыла лицо ладонью, закусила губу, держа слёзы. Ну почему?! Я так долго к этому готовилась, ждала, представляла себе, а он... Всхлипнула. Денис уперся лбом мне в грудь, прижал к себе, часто дыша, упиваясь мощными волнами отходняка.

— Господи, какая же ты сладкая…

Я снова всхлипнула, он поднял голову и требовательно отвёл мою руку от лица. Увидел слёзы.

— Ну чего ты, Милаш,— прильнул поцелуем, ласковым языком щёкоча моё нёбо, исцеляя глупую обиду, возвращая на небеса…

И это возвращение было таким мощным, что я, теперь уже сама не понимая почему, просто разревелась. В его глазах появилась тревога.

— Ээй… Ты чего, малыш? Что случилось? Тебе было больно?

Я мотнула головой.

— А что? Ээй…

Пожала плечами.

— Стоп, ну так не пойдёт, — потянул меня на себя, ссаживая с машинки. Обнял, зажал лицо в ладонях: — Что случилось, Люд?

— Всё нормально…

— Ну как нормально, если ты плачешь?

— Это… От счастья, наверное.

Он замер на мгновенье и, тепло рассмеявшись, зарылся лицом в мои волосы:

— Девочка моя, малышка… Где же ты раньше-то была, а? — Прижал сильнее, аж дыхание спёрло, и шепнул словно самому себе — так тихо, что я едва расслышала: — Ну почему только теперь? И почему именно ты?

Я обвила его руками, прорастая в него, любимого, каждой клеточкой, каждым движением души, каждым ударом сердца. Проникая, растворяясь, становясь отныне им самим… Но где-то в этом счастье — радужном, кристальном монолите, в драгоценном сплаве ЕГО и МЕНЯ, застыло маленькое мутное пятнышко: «И всё-таки, почему? Он же слышал меня, я знаю…»

***

Он предлагал пойти куда-нибудь, поужинать, но я отказалась. Послушно выслушала инструкцию пользования плитой и вытяжкой, пожарила яичницу с сосисками. Оказалось, что я не смогла включить телек потому, что это делается с пульта, а он для меня — китайская грамота, не меньше. Ели и смотрели какое-то кино, наверное, смешное, во всяком случае, Денис смеялся. Часто поглядывал на меня, но тут же отводил взгляд и, казалось, снова погружался в фильм. Я была истощена. Не физически — морально. Проклятая, ядовитая… обида? Да нет, не сказала бы. Скорее червоточина. Ощущение, что недостаточно хороша, что ли…

Не захотел, не принял мой подарок. Но почему?

И глупо было зацикливаться на этом, и иначе не получалось — прям хоть бери, и спрашивай у него самого. Но это было бы ещё глупее. Подумал бы: вот малолетка-то, с малолетскими проблемами! Ну и к тому же, тоже мне, подарок. Пфф! Малолетский, как и я сама. Подумаешь невидаль — кончить в бабу! С его-то опытом!

Но всё-таки… почему?

Во время очередной рекламы Денис выключил звук, повернулся ко мне.

— Ну, рассказывай, давай, что случилось?

— В смысле?

— Люд, не прикидывайся, я же вижу, что ты дуешься. На что?

Я пожала плечами, улыбнулась:

— Да прям… Ну… Устала, может, но не дуюсь, точно!

— Угу… скажи, ещё, голова болит! Иди сюда. — Дождавшись, пока я подсяду ближе, под самый бок, обнял меня одной рукой, потёрся носом об щёку: — Говори.

Мелькнула мысль «А правда, спросить, что ли?», но тут же чего-то испугалась и только прильнула к нему ещё теснее.

— Нормально всё, серьёзно.

Он посмотрел на меня внимательно и снова включил звук. Поглаживал моё плечо, перебирал, накручивал на палец прядь волос. Но уже почти не смеялся над фильмом, да и задумчивый взгляд его всё чаще зависал в пространстве перед телеком. А когда фильм закончился, и я, забрав тарелки, пошла их мыть — направился следом. Подошёл сзади, обнял.