А пока что – память потомков не отличалась особой благодарностью, и я впервые заметил это на похоронах своего одноклассника, который умер (если не ошибаюсь) в возрасте 13-ти лет от менингита. Он воспитывался в семье баптистов-евангелистов, но об этом я с ним никогда не разговаривал. Меня удивляло не то, что члены его семьи были верующими: я в то время даже не задумывался над этим и не имел понятия, что такое Вера, и кто такой Бог? Меня удивляло и удивляет по сей день то, что родители его настолько свято верили или наоборот – были настолько непроходимо темны в своей Вере, что даже не удосужились обратиться к медикам, когда их сын заболел. Ведь даже я, пацан, не разбирающийся в медицине, понимал, что лимфоузел на теле человека размером с куриное яйцо – это не нормально, а они, взрослые люди, что делали они, когда их сыну стало совсем плохо? Молились? Да, наверное, так: они помолились, а потом вызвали «Скорую» (хотя нужно было сделать наоборот), но было уже поздно – он умер в больнице.

Прошло уже больше 30-ти лет, а я до сих пор вспоминаю о нём, вспоминаю, как мы вместе возвращались из школы и о чём-то беседовали…. Хороший был парень: тихий, застенчивый, добрый, но почему-то всегда слегка грустный. Наверное, оттого, что фамилия у него была соответствующая – Журба: печаль в переводе с украинского. Его хоронили всей школой, а потом на поминках я был просто ошарашен тем, что увидел: меня привело в ужас поведение некоторых моих одноклассников. Они вели себя так, как будто ничего не произошло. За поминальным столом тайком от учителей, выпив по пять капель – они забыли, зачем собрались и начали веселиться. Девчонки кокетничали с мальчишками, а те в свою очередь щупали их за коленки. Короче, жизнь продолжалась, а я смотрел на это и не мог понять, что происходит. Неужели они не отдают себе отчёт в том, что случилось, неужели до них не доходит, что их товарища уже нет в живых? Или в их головы никогда не приходили мысли, подобные моим, мысли о том, что будет потом – после смерти…. Да, они либо вовсе ничего не понимали и не хотели понимать, либо понимали намного больше, чем я, тем паче, что в те минуты я действительно ни черта не понимал.

Суть происходящего тогда открылась мне только сейчас, и состояла она в том, что большинство моих сверстников просто-напросто были в то время ещё маленькими, намного меньше меня. Это не хвастовство, и не подтасовка фактов, потому что мою догадку двумя годами позже подтвердила фраза, сказанная одной девчонкой, когда она, сидя со мной за одной партой, ни с того ни с сего, завела разговор на интимную тему. К слову сказать, не имея никаких тесных контактов с представительницами противоположного пола, я в свои 15 лет теоретически был неплохо «подкован» в этих вопросах – интересовался, знаете ли. Так вот, после нашего разговора я спросил её – почему она завела беседу именно со мной? Ведь в нашем классе было полно красавцев-парней, которые к тому времени уже стали на голову выше меня (в смысле роста). Так что, Вы думаете, она ответила? Она ответила, как взрослая девушка (девчонки ведь взрослеют раньше): «А о чём с ними разговаривать – они ещё маленькие». Понимаете? Они были ещё маленькие, а я ещё в детстве стал большим, потому что думал и мечтал о Большом. Я стал большим по той причине, что ещё в детстве во мне поселилось что-то невообразимо огромное, и что я для лучшего восприятия называю – Великой Бесконечностью. Да, она породила во мне трусость, но трусость не в обычном смысле этого слова, а то Вы и в самом деле подумаете, что я какой-то хлюпик и доходяга, отнюдь – я довольно характерный паренёк…. Хотя в этом вопросе всё очень запутано. Меня скорее можно назвать смелым трусом, если такое бывает.