Наш разговор подошёл к концу.

«Тебе пора возвращаться», – сказал отец.

Я встал и спросил его напоследок: «Ну, а вообще – как ты тут?».

«Вначале было плохо, очень плохо, – ответил он, – а теперь уже всё хорошо, не волнуйся».

«Тогда, пока», – сказал я и пошёл к выходу, оставив его, сидящего на опушке поляны…. Отец так и не повернулся ко мне лицом….

Обратный путь не занял много времени: за мной не гнались – наверное, уже не было смысла. Я легко спустился вниз по ступенькам и вышел из здания.

Вот такой сон приснился Ведающему 10 лет назад, но даже тогда он был уверен, что это не просто сон – уж очень всё было реально в нём. Скорее всего – это тоже была реальность. А что касается снов вообще, то они всегда занимали огромное место в жизни Ведающего. Иной раз ему казалось, что некоторые заинтересованные люди многое б дали, чтобы увидеть хоть половину того, что видел он…. Но тот сон всё-таки был особенным или, как говорят: «Вещим». Почему? Потому что после него отец перестал сниться нам, как будто он что-то, где-то нашёл и успокоился.

Почему он пришёл во сне именно ко мне, а не к жене или к дочери? Я много раз задавал себе этот вопрос: «Почему?». Может быть, он захотел попросить прощения непосредственно у меня, у своего сына? Наверное, и это тоже, но не только. Он пришёл именно ко мне, потому что я многое объяснил ему, многому научил его, я любил его всё это время и воспитывал его, но в самом начале – я его просто родил….

Он был зачат за месяц до своей смерти, а родился спустя восемь месяцев после неё. Родился испуганным, ничего не понимающим, со злым взглядом загнанного волка. Ещё тогда я очень удивлялся тому, как может быть у новорожденного ребёнка такой злобный и непокорный взгляд? И я начал ломать своё собственное дитя: я начал топтать его Душу…. Что-то подсказывало мне, что я должен это сделать, сделать сейчас, не откладывая на потом. Помню, как жена с моей сестрой сидели у двери его комнаты и рыдали, потому что я запрещал им заходить туда, чтобы успокоить, бьющегося в истерике, требующего чего-то и орущего на весь дом, ребёнка. И я поломал его: постепенно, методично, но поломал, и что самое важное – практически без физического воздействия. Уже потом, когда он стал постарше, и мне стало легче, потому что я уже мог объяснить ему – что к чему.

Да, приёмы воспитания были довольно жёсткие, но у меня тогда не было другого выхода. И вдобавок к этому я откуда-то знал, что нужно делать, и знал, что если я этого не сделаю, то потеряю драгоценное время. «Макаренко!» – так иногда называла меня моя жена. Называла, толи с иронией, толи со злостью, порождённой ревностью, не помню, но меня это не очень волновало, потому что я был уверен – воспитание ребёнка, а тем более сына, это и есть – «Педагогическая поэма», а в особенности такого, каким был мой. И что бы вы думали – результаты-то были…. Помнится – я даже позволял себе в последствии давать небольшие советы своим друзьям, и советы эти, как оказалось по прошествии лет, были совершенно правильными.

Да, я воспитывал своего сына быстро, как если бы от этого зависела не его жизнь, а моя, и он всё схватывал буквально на лету, понимая – чего я от него хочу, схватывал, потому что верил мне.

Нет, я воспитывал его не по книгам и методическим брошюрам, а интуитивно, отталкиваясь от своих внутренних знаний, от своего мировоззрения и от своих принципов: правильных или нет – не мне судить, но от своих. А принципы эти довольно просты: надо не жалеть – не жалей, надо наказать – накажи, надо пожалеть – пожалей. Захотел уйти из дома – уходи…. Выгнал и закрыл за ним калитку на засов. После этого случая он на всю жизнь запомнил, что дом – это святое….