– Давай мы сегодня без купаться? – попытался сказать как можно мягче. Получилось даже заискивающе почему-то, аж противно стало. Никогда не думал, что я способен на подобный тон.

– Тогда пижаму и сказку! – потребовала Матрёшка.

Я вдруг с ужасом понял сразу две вещи. Даже три.

Во-первых, девочку придётся раздевать. Во-вторых, в её вещах я не видел пижамы. В-третьих, я не помнил ни одной сказки, хоть тресни. Ну, не то, чтобы совсем, но на фоне стресса отупел настолько, что понял: в голове звонят колокола.

Я запаниковал. Попытался призвать разум, выдержку, здравый смысл, но всё вышеуказанное разом трусливо меня покинуло, и я остался один на один с одной извилиной, что металась туда-сюда и не знала, куда себя деть.

– Ну-у-у… э-э-э… – старательно мычал я, пытаясь сформулировать правильный ответ, чтобы не заорать: какая пижама?! Какие сказки?!

Ребёнок тем временем, пыхтя, начал стаскивать с себя колготы.

– Папа, помоги, – подняла она на меня глаза, и я присел на корточки, чтобы помочь Матрёшке.

Не так уж и сложно. Вполне могу. У меня даже извилина угомонилась и подключилась к процессу раздевания малышки.

– Пижамы нет, – изрёк я, выворачивая содержимое пакета на кровать. – Твоя тётя Иа́, – намеренно исковеркал я имя Злобной Фурии, – не положила.

– Тётя И́а, – поправил меня ребёнок и тяжело вздохнул: – Я ещё маленькая и не умею павильно.

В общем, она стойко игнорировала трудный звук, и я её очень хорошо понимал.

Кровать расстилал я. Маленькая мартышка, в трусиках и маечке, села на край, стащила с волос резинку и потребовала:

– Ащесать!

И я буквально взвыл мысленно, потому что, оказывается, с ребёнком столько возни… Даже не подозревал. Пришлось искать расчёску и осторожно вести ею по мягким локонам.

– Я касивая? – спросила меня маленькая кокетка.

– Очень, – ни одной нотой не сфальшивил я, потому что Матрёшка и впрямь хороша.

Забавный ребёнок. Но пока язык не поворачивается сказать: «мой». Может, и не мой вовсе. Мистификация. Или желание содрать с меня деньги – этот вариант развития событий я не отбрасывал в далёкий угол.

Рано или поздно всё прояснится. Мне надо только пережить день-два.

– Сказку! – снова потребовала Машка, как только с расчёсыванием было покончено, и она нырнула под одеяло.

– Пять минут подождёшь? – спросил и получил кивок, полный энтузиазма. – Я скоро.

В общем, жрать хотелось неимоверно. Весь этот театр, а потом цирк с ребёнком поломали мне вечер, но я мужественно подавил в себе низменные порывы и схватился за телефон.

– Слушай, Базилио, дело есть, – почесал я переносицу, как только мне ответили.

Васька Коломийцев – мой друг, товарищ и по совместительству – отличный юрист, бывший мент и следак. Мы с ним много лет знаем друг друга, а поэтому я посмел позвонить почти под ночь, зная, что меня не пошлют, а очень внимательно выслушают.

– Понял, – Вася на слова не разменивался, а поэтому ответил коротко. – С утра подам запрос.

– И держи меня в курсе, ладно? – попросил я, потому что, как ни крути, я любил вожжи в своих руках держать.

– Как всегда, не беспокойся.

Ну, тут я мог быть уверен, что если не ажур, то хотя бы к моей просьбе отнесутся со всей ответственностью.

Второй звонок я сделал своему заму.

– Андрей Игнатьевич, пару дней меня на работе не будет, возникли некоторые обстоятельства. Все вопросы решаем в штатном режиме, связь держим по телефону и онлайн.

Игнатьевич немного тупил, потому что я впервые ссылался на туманные формулировки, но вводить зама в свои проблемы личного характера я не собирался. Глотнул без вопросов, хоть и пытался что-то мычать. Я эти паузы решил радикально: поставил перед фактом и отключился.