Я её почти не слушал, но она зудела и зудела, повышая голос, добавляя визгливых интонаций, от которых закололо в висках и родилось раздражение, ранее мною к Марине не испытываемое.

Вот что значит – тишь да идиллия, когда встречаешься с любимой девушкой пару раз в неделю. Первое же испытание, нестандартная ситуация – и прекрасная интеллигентная Марина вдруг превращается в какую-то совершенно незнакомую мегеру.

Матрёшка стояла неподвижно, позволяя мне бороться с пуговицами. Смотрела на меня во все глаза и молчала. Щёки у неё раскраснелись, видимо, жарко, а поэтому я приложил все усилия, чтобы избавить её от пальто и платка. Наконец-то мне удалось.

Влажные локоны прилипли ко лбу. На макушке торчал какой-то жалкий крысиный хвостик.

– Пойдём, – снова протянул я ей руку, как только справился со шнурками на ботинках.

– Я хочу писять! – заявил шёпотом ребёнок, и я услышал, как взвыла Марина. Что за бес в неё вселился?

– Пойдём, – повторил я, как попугай, и повёл матрёшку к туалету, соображая, что делать дальше, и справлюсь ли я, если ей придётся штаны снимать. Сам процесс почему-то приводил меня в ужас.

О, Господи! Ну я же не так быстро мечтал о детях! За что сие?! – мысленно взвыл я, подняв глаза к потолку.

Потолок сиял идеальной белизной и гладкой поверхностью. Ремонт мне сделали замечательный. О чём только ни подумаешь в минуту стресса.

– Я сама! – заявила Матрёшка и закрыла перед моим носом дверь.

Не скрою – я вздохнул с облегчением, но от туалета уходить далеко не стал. Стоял и прислушивался к звукам и успокоился, когда зажурчала вода.

По крайней мере, она знает, как пользоваться унитазом – уже хорошо. Значит, не такая уж и маленькая, как мне сразу показалось.

То, что я переоценил Матрёшкины способности, понял, как только она вышла из туалета. Колготы висят по колено, край платья заправлен внутрь, но девчушка улыбнулась мне, показав зубки с милой дырочкой, а меня снова шибануло током: у неё глаза синие, как у меня, и ресницы густые. Мои глаза. Или я уже на фоне стресса придумываю то, чего нет?

– Вуки мыть! – заявило дитя и само пошлёпало в ванную.

До раковины она не дотянулась, а поэтому посмотрела на меня выжидающе. Пришлось кран открыть и ребёнка на руки взять. Пока мыли руки, я взмок. От пота, естественно.

– Женя, ты так и будешь с ней возиться?! – не унималась Марина.

– Тётя плохая, – бесхитростно поведал мне ребёнок шёпотом и протянул руки, чтобы я их вытер.

– Да, буду, – ответил я Марине, как только мы закончили с вытираниями. – Голодная?

Матрёшка кивнула, и я повёл её в большую комнату, где уже стоял накрытый для романтического ужина стол.

Что едят вот такие маленькие девочки? Я представления не имел. Поэтому порезал на кусочки отбивную, положил гарнир, подвинул салат. И всё это под немигающим взором Марины, которая явно была не в себе. Я бы сказал – в ярости, если б хоть однажды видел её в таком состоянии.

Не то, чтобы мне не было дело до её состояния… Но вот это желание меня прогнуть под себя, навязать собственное мнение вызывало во мне бурю протеста. Я терпеть не мог, когда мне перечили по пустякам. Её вопли я воспринял как истерику и ничего больше. Что за манера делать из мухи слона и раздувать мыльный пузырь размером с планету? Так и лопнуть недолго.

Пока ребёнок радостно накинулся на еду, зажав ложку всей ладонью под каким-то немыслимым углом, я вспомнил о пакете, который мне впихнула Злобная Фурия.

Потрошил я его в своём кабинете. Над душой стояла Марина, что ходила за мной, как тень. Но хоть причитать перестала – и то хорошо.

Я бы, конечно, не хотел при ней смотреть, что там, но как бы наши отношения обязывали: от невесты у меня не должно быть секретов.