— Мы скидываемся на канцелярию, — заявляет.

И смотрит так, словно сейчас кошелёк у меня отожмёт — вот и скинулся, папа.

— Сколько? — хмурюсь, доставая лопатник из кармана.

— По двести пятьдесят рублей. Итого с вас пятьсот.

Отслюнявливаю вымогательнице деньги. Настроение уже подпортила. И дело вовсе не в пятихатке — на карандаши не жалко. Просто воспитка — неприятная баба.

— Всё? — спрашиваю, потому что она продолжает на меня пялиться.

— Завтра Яна и Аня должны принести в сад поделки на тему весны. У нас будет конкурс.

Ага, только конкурс будет среди родителей, а не детей. И плевать, что весна почти закончилась — скоро лето.

— Ясно. Сделаем.

Ещё минус несколько градусов к настрою.

— Пойдём, пап! — Аня берёт меня за руку.

Яна цепляется за другую руку, и мы, слава богу, уходим отсюда. Будь моя воля, я бы в эту «колонию» для малолетних сам не ходил, и детей не пускал.

— Ты нас бросил, да? — будто между прочим спрашивает Яна, когда мы выходим на улицу.

Офигеть вопрос! И главное таким тоном спросила, типа «будет завтра дождь или нет, не знаешь?» Детская непосредственность. А мне что-то нехорошо стало.

— Кто вам это сказал? Мама? — присаживаюсь на корточки.

— Нет, мы сами догадались, — подхватывает Аня. — У Серёжи Жукова из нашей группы тоже папины вещи из шкафа пропали.

— Оказалось, что Серёжу папа бросил, — заканчивает мысль Яна.

С причинно-следственной связью у близняшек всё нормально. Сразу ясно, чьи дочки.

— Так, слушайте меня, мелочь, — вздыхаю, — я никого не бросал. Ни вас, ни маму. Ясно? — кивают синхронно. — Мне придётся пожить в нашей старой квартире. Но я вернусь. Понятно? — снова кивают. — Вопросы? — мотают головами.

Вот и разобрались. Я, честно говоря, думал, будет сложнее. Легко отделался.

Везу близняшек в сталинку, а они на заднем сиденье болтают без умолку. Голова начинает побаливать. Девочки у нас разговорчивые, но обычно Ника на них шикала — папа с работы, ему надо отдохнуть. Это помогало. А сейчас Ники рядом нет, а мне на девочек рот открывать неловко. По самые ушки хватило вопроса с «бросанием». Чувство вины грызёт.

В сталинке Аня и Яна берутся обследовать местность. Давно они здесь не были. Игрушек нет, и они изобретают. Открыли шкаф, где стоят коробки со всяким старьём, достали мои галстуки, брюки и мамины платья. Наряжаются перед зеркалом. Довольные-е!

А я вздыхаю, окинув взглядом бардак. Три часа вчера тут всё драил — к их приходу готовился. Ане и Яне хватило тридцать секунд, чтобы сделать хуже, чем было до уборки. Ладно, чем бы дети ни тешились, лишь бы меня не убили.

Пока дочки заняты, я иду в кухню греть для них суп. Суперпапа приготовил вчера суперсуп! Сейчас накормлю их и будем делать поделки. Верну Нике сытых и довольных девочек, ещё и с выполненным домашним заданием. Ай да я, ай да молодец!

— Мелочь, идите кушать! — зову девчонок строгим тоном.

Близняшки появляются в кухне с одинаковыми выражениями на лицах — я без труда считываю их эмоции. Они ещё не видели, что в тарелках, но уже не хотят это есть. Плавали, знаем.

— Там вермишель, — Яна морщится.

— Вермишель похожа на червяков, — Аня отодвигает от себя тарелку.

— У меня больше ничего нет, — пожав плечами, сажусь за стол и ем. — Но из-за стола не выйдите, пока я не поужинаю.

Конечно, я не хочу, чтобы дочки остались голодными, просто беру их на слабо. Посидят-посидят и съедят. А я нарочно буду есть очень долго.

Но что-то идёт не так. Девочки вздыхают, смотрят на меня, но брать ложки в руки не торопятся.

— Меня тошнит, — заявляет Аня.

— От чего? — смотрю на неё большими глазами.

— Ты червяков ешь… Бе-е-е!