Проблема в том, что раньше я вот так с девчонками никогда не оставался. У меня всегда был чёткий план от котёны: что, во сколько и как я должен сделать. Если дела шли не по плану, я сразу набирал Нику, и она говорила, как всё исправить. Походу права была моя жена — без неё я с дочками ни в жизнь не вывезу.

Доказал, блин, что я самостоятельная папаединица.

Звонок в дверь. Плетусь открывать. Но, посмотрев в глазок, понимаю, что не хочу это делать. Ника приехала. Видимо, не выдержало материнское сердце — решила сама девочек забрать. Или почуяла неладное.

Но открыть дверь приходится.

— Привет, — здороваюсь с котёной.

— Почему так долго не открывал? — стягивает с ног кроссовки и поглядывает на меня недобро. — Что-то случилось?

— Не-е, — мотаю головой. — Случилось, — киваю.

— Так «не-е» или «случилось»? — жена смотрит на меня растеряно.

— Сама посмотри, — вздыхаю и киваю на дверной проём зала.

Ника проходит в комнату и, сделав несколько шагов, замирает.

— Привет, мам!

— Мам, привет!

Два зелёных человечка очень рады видеть маму. Бегут к ней обниматься. А мама в шоке.

— Саша… — моя жена, стоя на коленках, щупает лица девочек. — Саша что с ними?!

— Я уснул, а они нашли зелёнку, — признаюсь тихо.

— Зелёнку?! — подскакивает на ноги. — Ты с ума сошёл?! У них завтра концерт! Им на сцену выходить!

Пам-пам! Что я ещё могу сказать?

— Да, я хреновый отец, — выхожу из комнаты.

Слышу, как Вероника просит дочек одеваться. Она ворчит, конечно, но без злобы. Вот у кого нервы железные — у моей котёны.

— Надо было мне позвонить, если чувствовал, что не справляешься, — Ника заходит в кухню.

— Я не чувствовал, что не справляюсь, — стою у окна и смотрю на неё виновато. — Мне до последнего казалось, что всё под контролем. Пока не уснул. А потом уже поздно было звонить.

— Ещё и кухню всю угваздали, — качает головой, разглядывая следы детских ручек на шкафчиках. — Саш, сочувствую. Убираться будешь долго.

— Кухня-то ладно. Что с концертом?

— Разберусь как-нибудь, — пожимает плечиком.

— Кис, прости, — мне больше нечего добавить.

Ника почему-то от моего извинения напрягается. Стоит натянутой стрункой и в глазах у неё слёзы. А я не могу, когда женщины плачут! Действую на рефлексе — пытаюсь обнять жену, чтобы скорее успокоить, а она меня отпихивает от себя. Грубо.

— Саша, нет! — шагает назад. — И, пожалуйста, больше не называй меня кисой. Спасибо, — разворачивается и идёт к девочкам.

Это был удар под дых. Не физический — моральный. Но дышать сложно. Как будто реально в «солнышко» кулаком прилетело.

Как же так? Ника — моя котёна, киса. Я всегда её так называю. И что теперь?.. Не моя она, получается?

Вся жуть ситуации, в которую мы с Никой попали, доходит до меня разом за несколько мгновений. Меня кроет. Болью, обидой, непониманием. Я не хочу верить, что она сейчас это серьёзно сказала, и что оттолкнула — тоже не верю. Сюр какой-то!

— Пока, пап!

— Пап, пока!

Хлопок двери. И тишина. Я страшно не хочу оставаться в этой тишине. Хочется сбежать из сталинки. Догнать моих девочек, обнять их, пойти с ними домой. Чтобы всё было как раньше…

Как раньше.

Как раньше уже давно нет. Витькин финт стал последней каплей в давно назревавшем «конце» нашего с котёной брака. И она подаст на развод. Пока не решается, но это дело времени.

Сажусь на пол и смотрю в пустоту перед собой. Я не хочу… Не хочу без неё. Без дочек. Я без них не смогу.

7. Глава 7. Пони отпуск не положен

Десятый час, а я только везу девочек домой. Им спать пора. Но когда мы ляжем в кроватки, никто не знает. Сначала надо оттереть с их лиц зелёнку. На сцену в таком виде моих дочек точно никто не пустит, а от завтрашнего концерта-смотра зависит многое.