Из-за голов матросов выглядывали пассажиры, привлеченные громкими голосами и, царапавшей палубу когтями, бело-красной ферналью.

Мира, которая после долгих попыток смогла все-таки извлечь стрелу, бережно убрала ее обратно в колчан, и положив ладонь на рукоять меча двинулась к ним.

– Быстро подать лодку! – кричал тем временем помощник капитана, обращаясь к матросам. – Высадите девушек на берег!

Мира нахмурила брови. Вспомнив о том, как ее новая знакомая предпочитает решать проблемы, Агата похолодела. Нервно ломая пальцы, она все глубже увязала в отчаянии.

Неужели все было напрасно и ее вышвырнут с «Лазурного руха», как блохастого пса и она так и не достигнет Альторы, и пропустит Отбор? Агата не могла этого допустить. Не могла! Мачеха точно ее убьет, если она вернется обратно. Хуже того, она ее высечет!

Внезапно над палубой разнесся глубокий и властный голос:

– Так, так, что я вижу? Неужели же это юная госпожа Агата Таноре?

Разрезая толпу, подобно тому, как нож режет плоть, вперед вышла княгиня Дуаре собственной персоной.

Ее украшенная вышивкой накидка и серебристо-серое дорожное платье казались чрезмерно роскошными даже среди вовсе не бедно одетых прочих пассажиров. Собранные в высокую прическу волосы делали ее лицо еще длинней, а ряды тяжелых перстней, нанизанных на пальцы, заставляли задуматься о том, не тяжело ли ей поднимать руки.

За ней, смиренно потупив взгляд, шла ее дочь Лидия, служанка со шкатулкой нюхательных солей на серебряном подносе и очень симпатичный молодой рыжеволосый слуга.

Агата уже и так была перепугана до смерти, а завидев княгиню, она стала близка к тому, чтобы если не умереть сразу, то хотя бы просто завалиться в обморок.

Ситуация и до того была хуже некуда, теперь же, когда свидетельницей ее унижения стала самая знатная и влиятельная госпожа Арлейского княжества, все было кончено.

От этого позора Агате не отмыться уже никогда. Он будет преследовать ее до самой смерти, а затем ее детей, и детей их детей, пока ее ничтожный род не прервется.

Скорее по въевшейся с годами привычке, чем по сознательному приказу разума, Агата присела в поклоне, склонив голову.

Княгиня Дуаре никогда не обращала на нее ни малейшего внимания, ни когда они сталкивались посреди улицы в Арлее, ни на балу, который устроили в честь дня рождения Агаты родители, и где княгиня с дочкой были почетными гостями, окруженными куда большим вниманием и заботой, чем сама Агата.

Мачеха вечно пресмыкалась перед княгиней, как и перед всеми прочими господами, которых считала выше себя, что, впрочем, не мешало ей перемывать им кости едва лишь выдавался удобный случай.

Княгиня же относилась к баронессе со снисходительным презрением, словно жена купца, пусть и происходившая из знатного рода, была ей не ровня, все равно, что какая-нибудь служанка. Ее дочерей – и родную и не родную, она также предпочитала не замечать.

И как же так вышло, что в единственный раз, когда Агата надеялась остаться незамеченной, княгиня Дуаре снизошла, обратив на нее свое сиятельное внимание!

– Пожалуй, это было самое эффектное появление из всех, что я видела с тех пор, как графиня Дэву явилась на бал и, спускаясь по лестнице, наступила на подол собственного платья, ненароком оголив все данные природой богатства, – отметила княгиня, подходя к Агате. – Неужели же ты и твоя спутница, так стремитесь попасть на Отбор к дракону-императору, что даже готовы свернуть ради этого шеи?

– Благодарю, ваше сиятельство, – ответила Агата, сама не понимая за что она ее благодарит. – По правде сказать, мы повели себя необдуманно, но лишь для того, чтобы исполнить приказ великого дракона-императора. Простите, если наше поведение…