Пошёл навстречу и я. За несколько метров до места встречи из земли поднялись две фигуры, в траве и клочьях дёрна, схватили меня под руки и потащили-понесли к вертолёту.

Конечно, никто не выстрелил, суперснайперов у нас нет. Такой простой приём – ночью выкопать окопчик, лечь в него и сверху замаскировать себя дёрном. И пролежать там несколько часов. Для спецназа плёвое дело. А у нас спецназа не было.

Стальные пальцы на моих руках, металлическое сиденье вертолёта, приветливое лицо Бакастова. А между бакастовским вертолётом и моим тюфяком с гвоздём и окантовочкой – серое пятно. Пустота. Провал. Ничего не помню.

Ничего, ничего. Я радовался созвездиям лампочек на моём внутреннем пульте и вспоминал, вспоминал.

Загорелся свет. Я поморгал, глаза привыкли, я сел и осмотрелся. Бетонные стены, в углу – углубление с дыркой, кран.

Через полчаса в замке завозился ключ, прошуршал металл о металл, лязгнула задвижка. Меня поразила толщина двери – чуть ли не с полметра. И удивительный механизм запирания, большое колесо-кремальера, как на подводной лодке. На пороге стояли трое в камуфляже без знаков различия, но у одного форма и обувь получше. Да и постарше. Явно офицер. Голова у него удлинялась к темени, а к низу оплывала книзу. Как груша.

– Здрасьте, Александр Викторыч, – сказал по-домашнему офицер Груша. – Как вы себя чувствуете? Пойдёмте с нами.

И сделал паузу. Может, вопросов ждал. Заявлений, требований, протестов. Но я промолчал. Не о чем спрашивать, сил мало. Внимательно смотреть и думать. Странно, конечно: никаких «Руки за спину! На выход!», а по имени-отчеству, как с коллегой-сослуживцем.

Я вышел из камеры в полумрак коридора. Точнее, в полусвет. У двери камеры горел фонарь, слева-справа ещё висели, но маловато их было на такое пространство. Лицом к стене по тюремным правилам меня не ставили. Просто стоял и ждал, пока охранники запирали дверь.

Бетонная стена, слева метрах в десяти число 108 в большом красном треугольнике. Строительная метка или число запытанных-расстрелянных в этом каземате? Лётчики же рисуют себе звёздочки, отчего бы вертухаям не фиксировать наглядно боевые успехи?

Металлический шорох колеса, повороты ключа. Влево и вправо уходил широкий коридор с высоченным полукруглым потолком. Это не коридор даже, а туннель. Огромный туннель с ребристыми стенками.

– Пошли.

Мы двинулись направо, офицер шёл рядом со мной, охранники спереди и сзади. Лампы горели одна через две, а то и через пять, и время от времени задний охранник пшикал фонарём-динамкой. Тени от мощного фонаря метались по бетонному полу с утопленными рельсами, по стальным дверям с запорными колёсами.

Но таких, как в моей, с кремальерами, было всего три. Дальше пошли примитивные, грубо сваренные, с глазками и засовами. На фоне крепостных ворот с колёсами эти, сляпанные из стальных листов, выглядели как на корове седло. Где-то в гаражах, видать, сняли. Облезшая краска, замки в круглых гнёздах из обрезков труб. Чтобы замок рачительного хозяина от воды защищать.

Но необходимая вещь, конечно. Без тюрьмы им невозможно. Навертеть тюремных камер в достаточном количестве – это первейшее дело. И все небось заполнены. Под ногами – рельсы, по стенам – металлические стойки и направляющие, электрощиты.

Метро? Неужели метро? Непохоже, слишком высокие потолки. Хотя всё может быть. Про подземное спец-метро слухи бродят ещё со сталинских времён. Бродили.

Нет больше слухов и времён нет. Никаких.

Впрочем, долго наблюдать и размышлять не пришлось. Мы повернули направо и начали долгий подъём по металлической лестнице. Я выбился из сил уже на третьем пролёте, но показывать усталости не хотел.