– Нахер тебе удочки, эстет паршивый? Берём бредни и всё. Соответственно, жрачку, пять пузырей. Считай, каждому на рыло. Жора, Келдыш, Тунгус и мы. Так давай заканчивать. Тут меня человек ждёт. И денег не оберёшься с этой сотовой связью. Завтра поговорим на работе.
Геннадий Кондратьевич выключил телефон и бросил его в угол дивана.
– Так, – наконец, обратился он ко мне. – Вы пришли насчёт Кольки? Фу ты! Что ж я задаю глупый вопрос? Мы же об этом предварительно по мобильнику обсудили.
Он немного замялся. Теперь он не казался бодрячком. Его опущенные в углах глаза выражали усталость. Глянув почему-то враждебно на меня, он, ничего не сказав, встал с дивана и направился в соседнюю комнату. Открытые двери позволили мне по характерным неестественным возгласам понять, что там смотрят какой-то сериал, продукт чудовищной мутации: бразильское и мексиканское мыло, шедшее на экранах страны несколько лет, не могло не оставить в душах соотечественников неизгладимый пряный осадок, который заставлял теперь видеть в славянских типажах что-то смугло-экзотическое, в берёзовых рощах – что-то джунглеподобное, а в особняках с Рублёвки – что-то типа убогих тростниковых фазенд. Страстной почитательницей этих шедевров являлась супруга Геннадия Кондратьевича, Раиса Александровна. Видимо, трудно было оторвать жену от перипетий бандитско-любовного сюжета, так как минут пять между супругами была ожесточённая перепалка. Наконец, Раиса Александровна сдалась, но в её голосе я услышал истерические нотки. «Главней всего погода в доме», как пела обворожительная Лариса Долина. Какая же погода, чёрт возьми, в этом доме? Какая бы погода не была, мне здесь ничего хорошего не сулило. А значит, миссия моя могла потерпеть полное фиаско. Телевизор заглохнул. Послышались шаги. Я внутренне содрогнулся. Надо было перед походом к Яшиным принять валерьянки, что ли. Иногда у меня бывают странные фантазии. На этот раз на мгновение мне почудилось, что ко мне идут вампиры, чтобы высосать из меня всю до последней капли кровь, или врачи, которые собирались забрать у меня здоровые органы для дышащего на ладан олигарха. От нервного напряжения, я повернулся на стуле к дивану, точнее, к ковру, вытканный туркменскими мастерицами, чтобы взглядом окунуться в его узорную мандалу. А тут ещё, барабаня пальцами левой руки, я, надув щёки, протрубил марш из увертюры к «Вильгельму Теллю» Россини, но сразу же его оборвал, когда в гостиную вошла, как разъярённая фурия, Раиса Александровна, а следом за ней взмыленный, ещё больше опустивший углы глаз Геннадий Кондратьевич. Этот марш, впрочем, мог бы приподнять им обоим немного настроения.
– Чем имею честь видеть вас в своём доме? – выпалила фурия и, затянувшись туже в полосатый халат, не скрывающий её округлостей, элегантно уселась на диван. Её янтарные с подведёнными ресницами глаза источали змеиный яд. Крашенные каштановые волосы на затылке были стянуты в небольшую косичку, которая её очень молодила. На фоне стоящего мужа она выглядела очень даже ничего, но янтарь её глаз напоминал о пришедших с чуждых планет инопланетянах, какими их обычно показывают голливудские космооперы.
– Видите ли, – начал я, выйдя из ступора, ибо вспомнил, что здесь нахожусь на законных основаниях, как классный руководитель их отпрыска, и более того, как посол верховной воли, то бишь, директорской. – Я хочу поговорить о поведении вашего сына. Надеюсь, вас ещё интересует поведение вашего сына?
Когда я это говорил, то смотрел лишь в глаза этой женщины, ставящей меня ниже её ногтя. Дырка в носке меня сильно смущала. Поэтому я наступил левой ногой на правую, тем самым скрывая дырку на большом пальце. Сначала надо было попытаться наладить контакт с ней, ибо, как я догадывался, она здесь решает, если не всё, то очень многое.