– Что? Колька опять что-то натворил? – резко заговорила она. В её интонации слышалось непонимание, граничащее с раздражением. – Господи, неужели и сейчас, во время отработки?
– Отработка проходит на территории школы, – как можно спокойнее продолжил я. – И в обществе педагогов. Так что дисциплина, действующая в течение учебного года, не отменяется одним фактом существования школьной практики.
– Многие родители возмущены тем, что дети, как египетские рабы, должны вкалывать во время летних каникул. —Попыталась уйти от темы Яшина, как иная баба, ходящая по клюкву, делает ненужный крюк по болоту.
Я решил её тут же возвратить на нужную тропу, иначе разговор мог бы погрязнуть в ненужной дискуссии по другому поводу.
– Эти отработки не являются современной выдумкой. И я, и вы, и ваш муж, проходили все эти работы во время летних вакаций. (Честное слово, не знаю, зачем, я, графоман несчастный, ввернул эти «вакации»). Разве не так?
– Ну, это было совсем другое время, – немного смягчилась Раиса Александровна. – Теперь мы все живём в другой стране.
– Но это не подразумевает отмену очевидных положительных вещей. Если мы подкорректировали, и подчас глупо, некоторые оценки нашей истории и социально-политического устройства, то никто ещё не отменял нормы морали и поведения в обществе.
– Так! Короче, что это мерзавец ещё натворил? – вышла на нужную мне стезю, быстро сдавшаяся Яшина. Ноздри её вздёрнутого носа округлились, как у лошади, которая почувствовала, что её жеребёнок слишком заигрался.
– Позавчера непочтенно обошёлся со школьным психологом, – наконец, перешёл я непосредственно к делу. – Когда она проходила мимо него, он демонстративно продолжал курить. А когда она сделала ему справедливое замечание, он дерзко объяснил ей, что, мол, особы женского пола разрешают ему курить. Особы женского пола – его одноклассницы.
– Райка, смотри, чего творит! – решил возмутиться старший Яшин.
– Заткнись! – тут же взъярилась волчицей супруга. – Нихрена не занимаешься его воспитанием, вот и растёт оторвой.
– А чо я, Рай, разве его не наставляю? – попытался защититься супруг.
– Знаю, как ты его наставляешь! После работы играешь в дебильные компьютерные игры. Либо по телефону треплешься со своими алкоголиками.
– Знаешь, – оскалился муж и в его расширенных зрачках сфокусировалось ненависть к супруге. – Сама целыми днями в телек пялишься.
– А что? слабая женщина не может после сволочной работы немного расслабиться?! – В голосе у Раисы Александровны появилась слёзная интонация. – Или в доме нет мужчины, который может круто поговорить с обнаглевшим сыном.
– Вы знаете, – вмешался я. – Может, с Колей нужно поговорить по душам? Сходить с ним вместе в музей или на выставку.
– Какой музей, дорогой вы наш, – зло прорычал Геннадий Кондратьевич. – Его туда и арканом не затянуть.
– А рыбалка? Можно ведь с ним сходить на рыбалку?
Это предложение привело Яшина в явное замешательство. Он что-то промямлил и взъерошил свои редкие рыжие волосы.
– Конечно, тебе ближе твои собутыльники, чем родной сын, – вновь начала накручивать себя Яшина. – Только знай, завтра на рыбалку я тебя не пущу. Знаю я вашу рыбалку! Свинство одно!
– Это, что? – разъярился Геннадий Кондратьевич и верхние веки его глаз, цвета слитого какао, поднялись. Рыжие ресницы встопорщились иглами. – Ты мне ещё будешь указывать! А вот это не видела!
Он подошёл к ней и перед самым носом показал кукиш.
– Ах ты, скотина, – встала в полный рост Яшина. – Ты даже не стесняешься посторонних! Ещё раз поднесёшь свою поганую руку, я о твою тупую башку разобью эту вазу! Ах, ты бесстыжий!