– Сама бесстыжая, мартышка пустоголовая, – не остался в долгу глава клана Яшиных. – Зачем такой халатик облегающий одела? Чтоб показать какая у тебя талия, какие у тебя сиськи?

– Ах, ты животное, сколопендра брюхатая! – по щекам Раисы Александровны уже текли слёзы. Но это были слёзы не обиды, а злости. – Мразь, мразь!

– От мрази и слышу! – скрежетал зубами Геннадий Кондратьевич. – Думаешь, не знаю, к кому ты в воскресенья ходишь? Говоришь, к Нинке?! Чёрта с два! Яшина вокруг пальца не обведёшь. Видели вас в кафешке. Эх, ты, блудница вавилонская!

Яшин гневно и злорадно потряс указательным пальцем с бешенной скоростью, словно хотел, чтобы он у него оторвался.

– Ложь, ложь, – яростно заорала Яшина. – Знаю, откуда ветер дует. Сестра твоя незамужняя, сухостоина плешивая, грязью меня поливает!

– Не трожь, не трожь, вымра, мою сестру! Она святая!

– Святая?! Не смеши меня! А кто у Мешковых перстень стырил?

– Молчи, негодная!

– Сам молчи, кровосос рыжий!

Это уже было свыше моих сил. Яшины были невменяемы. Надеясь, что до рукоприкладства у них дело не дойдёт, я, неприметный статист разыгрываемой драмы, где играли первоклассные артисты, встал и пошёл в прихожую. На меня никто из супругов не обратил внимания. Надо же, раз пять бывал у них дома, а такого агрессивного противостояния ещё не наблюдал.

Когда я вышел во двор, такое было такое ощущение, как будто я выбрался из железных тисков какого-то монстра. Перед подъездом так же резво скакала пигалица Верка и так же сидел вполуразвалку на лавке и чего-то жевал толстый неповоротливый Гришка.

Увидев меня, Верка прекратила скакать и, устремив на меня своё вострое личико лисички, спросила:

– Нажаловались на Кольку-то?

В ответ я только вздохнул, потом сказал:

– Увы, пришлось.

– И правильно, что нажаловались, а то он кошку за хвост таскает.

– И стекло выбил камнем, – наябедничал Гришка.

Я не знал, что им сказать. Нажаловался-то, нажаловался, а что из этого вышло. Только открыл ящик Пандоры. И взглянув, жмурясь, на яркое солнце, отправился домой. На душе было тяжко, муторно. Нет, к этим Яшиным я больше ни ногой. Сыт по горло! Когда придёт Колька, всех собак на него спустят. Может, отец и физическую силу приложит. Мол, приятно нам от твоего козла-педагога выслушивать о твоих подвигах. В итоге, только ожесточение, которое рикошетом отразиться на его поведении в школе. Да. Называется, провёл воспитательную работу с родителями. Теперь можно в журнале галочку поставить. Тфу!

Я вынул из «ядерного» чемоданчика листок, на котором наметил ключевые фразы для беседы, и разорвал его на мелкие кусочки, и высоко подбросил вверх. Остатки исписанного листка медленно падали на мою бедную голову. Вот и посыпал себе голову пеплом. Тоже не плохо. Смирение никому ещё не вредило. Глядишь, какой-то выход найдётся из всего этого. Но всё же мир спятил. Окончательно спятил. Куда мы катимся с нашим воспитанием, образованием, цивилизацией? Никуда. Поблекла дней цветущих череда. Тропинки убегает в никуда. И не важно, что на улице радостно поют птицы, утробно воркуют голуби, суетливо чирикают воробьи, нежатся на солнце собаки и кошки, спариваются мухи, выраживают детёнышей крысы, аппетитно поедают листья гусеницы, восторженно парят бабочки, обсасывают тлю сластёны-муравьи, – все мы с этим Ковчегом из людей и тварей плывём в океанскую бездну.

Прыг-прыг-скок. Прыг-прыг-скок. Лишь девочка с лисиным личиком, будущая жена и мать, не желает ничего этого знать, и продолжает, как ни в чём не бывало, играть в классики.

Полночь. Тёплая летняя ночь. Убывающая луна, кажется, в знаке Тельца. Почему в знаке Тельца?! Да хрен его знает! Сегодня прочитал в астрологическом прогнозе, содержащемся в нашей районной газете «Красный штык». Бабушка в обрывках её пирожки заворачивала. Купил у неё пирожок. Съел. А бумажку сразу в урну не выбросил – прочитал в жирном пятне, мол, так и так, сегодня луна в знаке Тельца. Оказывается, и у нас, в Кашкино, есть свои мудрецы, посвящённые в халдейские секреты. Жаль только самого Тельца в самом конце июня ещё не видать. Появится лишь в начале августа. Но и без Тельца звёзд видимо-невидимо (правда, не такие яркие из-за бледной ночи), как будто дуновение ветра стронуло цветочную пыль на дневной луговине в период буйного цветения. Одним словом, звёздная пыль (stardust) словно бы вызволенная к существованию из небытия энтропии чудной мелодией знаменитого джазового «стандарта» Хоуги Кармайкла.