– Тут на вас, сударь, из милиции пришла жалоба, – прервал он молчание, видимо, уже дошедший до нужной ему стадии. – Как вам это понравится?

Я подумал, интересно, а он читал эту пасторальную пьесу Шекспира (или тех английских интеллектуалов, которые прятались под этим вымышленным мифическим именем^>24)?

Анатолий Владимирович, тяжело опираясь на стол всем своим тучным весом с риском его проломить и опрокинуть на пол и телефон, и компьютер, встал, потом вынул засморканный платок, провёл по лысине и начал неуклюже ходить взад-вперёд, скрипя новыми штиблетами. Так. Нужно было всё объяснить, чтобы ни на какого не сваливая вину, в то же время представить себя жертвой некой провокации.

– Ну? Что же, вы молчите, сударь? – раздражаясь, повысил голос директор и его бульдожьи щёки затряслись. – Как понимать ваши хулиганские выходки, когда вы находились в толпе преступных асоциальных маргиналов? Мне что? Заботы мало, как только получать от милиции жалобы на моих учителей?

Собравшись духом, погладив, успокаивая себя, руками по коленям, при этом, не позабыв помолиться Николе Угоднику, я, повернувшись в пол-оборота к директору, который стоял сзади меня и следил за перипетиями скребущейся лапками о стекло мухи, абсолютно беззаботным тоном произнёс:

– Анатолий Владимирович, я там оказался совершенно случайно. Вижу, народ стоит…

– Правильно, народ стоит! – саркастически воскликнул директор. – И вы решили, что идёт ярмарка с выбросом дешёвых товаров. А то, что толпа была с флагами и лозунгами, а с трибуны в микрофон клеветал на местную и высшую власть это бездельник Богдан Сиротин, вы этого, разумеется, не увидели и не услышали!

– Анатолий Владимирович, – пытался я оправдываться. – Мною не владели никакие политические мотивы. Но мне интересно было…

– Ах, вам интересно было?! – снова перебил меня школьный начальник, и вновь принялся ходить по кабинету, только уже, сцепив руки за спиной, как в тюремной камере. – Что вам могло быть интересно на этой противоправной акции? Что? омновцев и кучу милиционеров вы тоже не рассмотрели?

– ОМОН приехал позже, а милиция всегда сопровождает политические акции, а Богдан Сиротин вначале много говорил об удручающем положении в промышленности – ответил я, наглым образом соврав насчет Сиротина.

На минуту Анатолий Владимирович замялся. Надо заметить, что он, как математик, имел положительное качество уважать логические обоснования.

Он вновь, уже немного растерянно, посмотрел на ползущую по окну и ищущую свободу муху, словно ища у той поддержки, и, не найдя таковой, обернулся к шкафу, где висел плакат с какими-то уравнениями, и уже спокойнее продолжал.

– Но разве вы не знали, что это акция была несанкционированная и лозунги, звучащие на ней, призывали к смене правительства?

– Увы, я это узнал, когда оказался в толпе.

– Так надо было сразу покинуть преступный митинг! – опять начал заводиться директор.

– Вашими бы устами да мёд пить, – развёл я руками. Я уже развернул стул и мог непосредственно следить не только по интонации, но и по мимике за фазами настроений директора. – Когда приехал ОМОН, толпа была оцеплена милицией.

– Мда. И телевизор вы, конечно, не смотрите, – Анатолий Владимирович сбавлял обороты. Старик быстро накалялся, но так же быстро отходил.

– Абсолютно, – разочаровал я его. – Я считаю, что это пустая трата времени.

– Но как же так? Вы живёте в обществе и как-то должны находиться в курсе событий. Вы же педагог, и неважно, что дисциплина у вас биологическая, вы имеете классное руководство, где должны во внеурочное время посвящать ваших подопечных, если не во все, то во многие явления социальной жизни, – сказал директор, и в качестве истинности своих слов посмотрел на портрет президента, который висел на стене за моей спиной. – Нам их доверило обучать и воспитывать государство. Иначе в противном случае, из них могут вырасти асоциальные элементы. Нельзя так, Дионис Валентинович!