Попрошайка боязливо попятилась назад, пряча маленькую девочку у себя за спиной. Вокруг стали раздаваться недовольные реплики пассажиров.
– Слушай-ка! А я ведь тебя вспомнил! Это не ты ли пару лет назад на Курском направлении по вагонам ползала с якобы парализованными конечностями? Натуральненько так волочила обмотанные в простынь ножки прямо по грязной весенней каше, занесённой пассажирами со слякотной улицы. Вот только порожки тамбуров несподручно перелезать было на одних руках. Приходилось все же едва заметно ножками помогать. Я это сразу приметил. И лицо твое запомнил. Уже отпустила ножная хворь? Хоть бы уж в одиночку тогда попрошайничала, пожалела бы свою малютку! Надеюсь, она твоя? Или в каком-то из подмосковных детских садов сейчас одной такой не хватает? А могла бы нормально работать, вон какая лошадь вымахала! Неужели ведутся все на этот твой маскарад и никто ничего не замечает?
На фоне народного недовольства обнаглевшим бомжом девчонка, чувствуя поддержку, злобно и незаметно для окружающих прошипела на ухо старику:
– А чё нет-то, ещё как ведутся! Лох – вид распространённый, всегда будет, – после этого она отпихнула бомжа в сторону и двинулась прочь из вагона.
– Не по плану… идём! – засуетился Меньшиков, бросаясь за скрывшимися в тамбуре оборванками.
Бомж с довольным видом вернулся на прежнее место, к своей собеседнице, которая, казалось, единственная из всего вагона услышала ответ уличной музыкантши и занимала сторону старика. Это Тёма уже уловил лишь краешком глаза, поскольку спешил за другом, не отставая от него ни на шаг.
– Куда делись? – заозирался Сашка, не обнаружив попрошаек в соседнем вагоне.
Поезд как раз остановился на станции.
– Вот они! – толстяк случайно высмотрел преследуемую парочку на перроне через окно. – Чёртов старик! И нам, и им карты спутал! – Сашка возмущался, но по лицу было видно, словно он вовсе и не расстроен таким поворотом событий. – Что ж, сразу подходить не будем в таком случае, немного последим.
Двое друзей вышли из электрички и как можно незаметней двинулись за девчонкой с ребёнком.
– Ты меня в могилу загонишь, Сашка. Если я тебя и не попытался осадить ещё в поезде, то только потому, что потерял дар речи, испугавшись толпы и бомжа. В действительности же я не хочу никого преследовать, ни за кем следить и никого изображать… отпусти меня домой.
– Сколько раз ты вот точно так же сомневался в том, что мы делаем? Сколько раз я шёл с тобой на попятную? Верно – ни одного. Не скули и в этот раз. У меня, как и прежде, найдётся тысяча доводов в оправдание наших действий. Но сейчас нет времени утешать и успокаивать тебя, – Меньшиков бесцеремонно пихнул Артёма перед собой, – иди вообще впереди, чтобы я тебя видел.
У Тёмы от беспомощности подступили слёзы:
– Мы хоть где?
– Химки. Девочки, похоже, решили хавчиком5 от шока оправиться. Во всяком случае, в той стороне, куда они пошли, целая россыпь «шаурмучных». Перекусим и мы.
Попрошайки действительно завернули в одну из привокзальных забегаловок и купили у плохо разговаривающего на русском таджика пару чебуреков. Меньшиков выждал, пока девушка с аккордеоном станет расплачиваться, расторопно выскочил из-за её спины и, добавив к заказу два кофе для себя и своего друга, расплатился за всё. Музыкантша наградила Сашку равнодушным взглядом. Противиться, однако, его джентльменству не стала, забрала свои чебуреки и направилась за грязный липкий столик к своей юной спутнице. Меньшиков с Тёмой подсели к ним.
– Классно поёшь, – начал было Сашка.
Девчонка и бровью не повела.
– Много так зарабатываешь? Ну, чистыми, без учёта процента старшим, уж не знаю, кому ты там башляешь…