– Это безумие… то, что мы затеваем. Мне никогда не стать таким, как этот человек, – Тёма выглядел подавленно и жалко.

– Да? А я так не считаю! – мгновенно отозвался Меньшиков. – Посмотрим, как ты запоёшь, когда девушки, восхищённые твоей игрой на саксофоне и дорогим «Ролексом» на руке, будут сами подходить, чтобы познакомиться. Посмотрим, что скажешь, когда толпы мужиков будут выстраиваться в огромные очереди, чтобы услышать хотя бы махонький скромный совет от мастера, да хотя бы просто пожать его руку! Только представь!

Артём хотел сказать, что не хочет ни девушек, ни «Ролекса», ни очередей, но уже представил.

– Что ж, твоя воля, – обречённо вздохнул молодой человек, – что потребуется от меня?

– Вот, держи, – Сашка деловито поменял ногу, закинутую одна на другую, и протянул другу какую-то книжонку.

– Что это?

– Твой распорядок дня. Отныне мы с тобой живём по ежедневнику. Я позволил себе заполнить его на несколько дней вперёд. В дальнейшем сам будешь его заполнять. Теперь ты дважды в неделю берёшь уроки игры на саксофоне, с понедельника по четверг изучаешь контекст и раз в три дня посещаешь тренажёрку. Там ещё много чего, взгляни.

Тёма взял в руки аккуратненький ежедневник с выполненной под кожу обложкой и открыл на первой попавшейся странице:

– Ты меня в среду на маникюр записал? – сразу же ужаснулся он.

– Тёмыч, блин, тебе не камнетёса изображать предстоит! Ты свои обрубки видел? Как можно так страшно стричь ногти? Я себе секатором ровнее обкромсаю.

– У меня просто щипчики затупились. Подстригу ножницами в следующий раз, да и всё.

– Какие, на хрен, щипчики? В среду на маникюр, короче, не спорь! Только там теперь можно исправить этот вандализм… Уберут хоть эти твои кутикулы мерзкие. Скоро ногтей не будет видно под ними. Того и гляди – за рукава цеплять начнут при рукопожатии.

– В посёлке меня за такое покарали бы жестоко…

– Хорошо, что мы не у тебя в посёлке.

– Чёрт с ними, с ногтями, – Тёма решил уйти от неудобной темы. Мне вот что непонятно, зачем мы для этого разговора на электричке поехали?

– Почему вы только что сделали это? – тем временем продолжала свой разговор со стариком незнакомая девушка за спинами парней. – Почему дали денег именно этому мужчине с акустической гитарой, а не кому-то ещё? Ведь он совсем не похож на нуждающегося: одет прилично, по курортам ездит, о чём даже рассказать не постеснялся.

А бомж минутой ранее действительно совершил этот весьма неожиданный поступок. Он достал из своей рваной куртки сторублёвую купюру и бросил в сумку бродячего музыканта в благодарность за исполненные песни, хотя до этого по вагону прошло множество попрошаек, торговцев и музыкантов гораздо более жалкого вида. Ко всем ним он остался совершенно равнодушен.

– В том-то и дело, что музыкант, которому я дал денег, настоящий! – с готовностью отозвался старик. – Он потрудился над внешним видом, чтобы хорошо выглядеть перед слушателями, честно поведал, для чего зарабатывает подобным образом, хорошо настроил инструмент, вежлив, обходителен, учтив: поздоровался и попрощался. Внимание проявил, ведь спел, и хочу заметить – неплохо спел, две песни целиком с толком и расстановкой. Большинство ведь здесь слоняющихся издадут ряд звуков побыстрее, соберут копейки, которые дают больше из жалости, чем за талант, и удаляются восвояси. Это и правильно, а то кто-нибудь ещё спросит: как песня называется или, что ещё хуже, какого композитора музыка, так и совсем облажаются. Ведь такие подробности горе-исполнителям, разумеется, не ведомы. А как деньги собирал, заметили? Специально ни у кого из рук не взял, чтобы никого не смутить. Показал, что ему совершенно всё равно, кто сколько в сумку кинет, он не проверяет. Это чтобы не стыдился никто маленьких сумм. Уровнял всех – грамотный мужик. Такого не грех денежкой наградить. Что касается меня, то это не последние мои деньги, последние я бы не отдал. Некий гандикап, чтобы прожить следующий день, у меня создан, а большего мне и не надо.