Зодчеству, как одной из изобразительных искусств, мы не можем приписать иной цели, кроме как сделать наглядными некоторые идеи, представляющие низшие ступени объективности воли, а именно: тяжесть, сцепление, твёрдость, жёсткость – эти всеобщие свойства камня, эти первые, глухие видимости воли, основные басовые тоны природы. Задача исторической живописи и скульптуры – непосредственно и наглядно представить идеи, в которых воля достигает высших ступеней своей объективации, тогда как изображение человека в последовательной цепи его стремлений и действий составляет великий предмет поэзии. История относится к поэзии, как портретная живопись к исторической: первая даёт истину в единичном, вторая – в общем. История обладает истиной явления, поэзия – истиной идеи, которая не содержится в отдельном явлении, но говорит из всех них. Поэт избирает и намеренно изображает значительные характеры в значительных ситуациях, историк же берёт и те, и другие такими, какими они ему встречаются. Изображение идеи человечества поэт может осуществить так, что изображённый одновременно является изображающим – это происходит в лирической поэзии; или же изображаемый совершенно отличен от изображающего – это имеет место во всех прочих родах поэзии, где субъективное всё более отступает, всего явственнее – в драме, которая представляет собой наиболее объективный, во многих отношениях совершеннейший, а также труднейший род поэзии. Совершенно особое и высокое место занимает музыка. Она, в отличие от прочих искусств, не есть отображение идеи, но скорее отображение самой воли, она есть столь же непосредственная объективация всей воли, как и сам мир, даже как идеи.

Поскольку это одна и та же воля, которая объективируется в идеях и в музыке, лишь различными способами, то должна существовать аналогия между музыкой и идеями. Так, Шопенгауэр распознает в самых глубоких тонах гармонии, в басу, низшие ступени объективации воли – неорганическую природу, массу планет; во всех голосах, создающих гармонию, между басом и ведущим, поющим мелодию голосом – всю последовательность ступеней идей, в которых воля объективируется. Высшие голоса представляют ему растительный и животный мир, а поющая, ведущая всю мелодию – осознанную жизнь и стремление человека.

Если в третьей книге своего главного труда Шопенгауэр излагает свою эстетику, то в четвертой – свою этику, для изложения которой, конечно, необходимо привлечь также «Два основных принципа этики». Что касается вопроса о человеческой свободе, то Шопенгауэр – последовательный детерминист. Все, что проявляется в явлении, подчинено закону основания. Однако у человека есть несомненное чувство ответственности за свои поступки, вменяемости своих действий, основанное на непоколебимой уверенности, что он сам является творцом своих деяний. Но поступок – лишь свидетельство характера деятеля. Характер несет вину; а там, где есть вина, должна быть и ответственность. Здесь Шопенгауэр принимает учение Канта о соотношении эмпирического и интеллигибельного характера, о совместимости строгой эмпирической необходимости действия и трансцендентальной свободы – учение, которое, по мнению Шопенгауэра, принадлежит к числу самых прекрасных и глубоких мыслей, когда-либо высказанных Кантом, да и вообще людьми.

Эмпирический характер, как и весь человек как объект опыта, есть лишь явление, а потому связан с пространством, временем и причинностью, подчинен их законам. Напротив, независимая от этих форм, неизменная основа всего этого явления – его интеллигибельный характер, то есть его воля как вещь в себе, которой в этом качестве присуща абсолютная свобода, то есть независимость от закона причинности. Свобода трансцендентальна, она не проявляется в явлении, а существует лишь постольку, поскольку мы отвлекаемся от явления и всех его форм, чтобы прийти к тому, что вне всякого времени мыслится как внутренняя сущность человека самого по себе. Благодаря этой свободе все поступки человека – его собственное творение, сколь бы необходимо они ни вытекали из эмпирического характера при столкновении с мотивами. Таким образом, мы не должны искать свободу в отдельных наших действиях, а должны искать ее во всем бытии и сущности. Operari sequitur esse (действие следует из бытия). Каждый человек поступает согласно тому, каков он есть, и соответствующее необходимое в каждом случае действие определяется в индивидуальной ситуации исключительно мотивами.