С другой стороны, и, как это ни покажется странным, довольно часто встречаются люди, вполне и глубоко знакомые и с христианским богословием, и с многочисленными свидетельствами истинности христианской веры, но во Христа не верующие. Бывает, что человек изучает богословие[3] в духовном учебном заведении или на религиоведческом факультете университета, но встреча с Богом в его жизни ещё долго или даже вовсе никогда так и не происходит. Среди моих ближайших друзей есть люди, которым я свидетельствую о Христе уже многие годы и с которыми мы ведём долгие и вполне богословские по содержанию диспуты, так что о Нём они на настоящий момент знают, наверное, не хуже второкурсника (и, пожалуй, второгодника) духовного училища или даже семинарии. Однако какого-то иного основания им недостаёт, чтобы согласиться с истинностью моих доводов.

Таким основанием может оказаться культура, в которой родился и вырос человек. Вот водили бы его сызмальства за ручку в церковь, да впитай он, что называется, с молоком матери и красоту, и богатство, и глубину христианского богослужения, то, может, это одно уже стало бы достаточным основанием для выстраивания им своих отношений с Богом. Вероятно, таким путём приходило к вере огромное большинство наших дедов-прадедов, живших в окружении по преимуществу православной образности, обрядовости и уклада, служившем культурным основанием их веры по мере их взросления дополнявшимся и обогащавшимся другими. Ввиду известных исторических событий в нашей стране этот уклад был нарушен, да и практически разрушен тремя поколениями массированного богоборчества, когда ребёнка не просто не водили в церковь и не приобщали к церковной культуре, но настойчиво и последовательно хулили при нём всё церковное и религиозное. Не мудрено поэтому, что и изживать последствия столь длительного и столь масштабного ущерба, нанесённого религиозному сознанию и религиозной культуре целого народа, приходится с немалыми усилием и усердием, запасшись великой долей терпения. Несколько лет назад в школах России была введена новая дисциплина «Основы религиозной культуры и светской этики»[4], призванная хоть отчасти компенсировать нанесённый урон, но ждать даже от этого важного и значительного шага сколько-нибудь заметных результатов уже в настоящем поколении учащихся было бы, конечно, наивно. Современная культура – язык, искусство, семейные и народные традиции – ещё сохраняют великое множество образов и символов, за которыми угадываются христианские ценности и смыслы, но для их раскрытия от современного человека уже требуется целенаправленное усилие, а также немалое время для его практического усвоения.

У меня самого это заняло почти три десятка лет, и это при том, что вырос я в семье и окружении людей, основательно знавших и высоко чтящих православную культуру, историю и традицию. Да и фамилия у меня, почти как в классицистических пьесах, – «значимая».

В дореволюционной России только что закончившим духовную семинарию, принимающим священнический сан и отправляющимся на свой первый приход молодым людям позволялось, если их собственная фамилия была… неблагозвучна, принимать новую – по названию своего первого прихода. Видимо, и кого-то из моих далёких предков по отцовской линии когда-то определили священником в церковь Воскресения Христова. Мне же самому она доставляла в детстве немало самых тяжких испытаний и переживаний. Учась в школе, обычной советской школе, я, помнится, ужасно стеснялся своей фамилии – так легко было с ней стать предметом насмешек и поддразнивания, а, поскольку в школьные годы я был хлюпиком, то не шпынял меня только ленивый. Перейдя, кажется, в четвёртом классе в новую школу, я был тут же «награждён» обидным и унизительным прозвищем, зачастую доводившим меня до слёз. Представьте себе школьный коридор во время перемены, и какой-то задира и драчун окликает меня: