– А почему нет? – и поэт приосанился, лёжа на холодном скользком полу. Он действительно был хорош собой, особенно горящие фанатичной обидой глаза. – Ради меня ещё и не на такое пойдут.

– Ох, Господи Прости, – Лев Георгиевич перекрестился. А ведь Гумилёв верит в свои собственные слова. И вот он прокол дара Юрьевского: если человек сам верит в свою ложь, это вранье не учуешь.

Лев Георгиевич отошёл от арестанта и вышел из камеры, прошёл через первый этаж на улицу. Пытать молодых поэтов – занятие сомнительной приятности.

Рейнбот вылез через пару минут. Тоже недовольный. Надел новенький чёрный цилиндр на голову и достал золотой портсигар. Чиркнул огнивом, обратился к Юрьевскому:

– Прошу вас написать отчёт. Один экземпляр допроса мне надо будет отвести губернатору и ещё один для императора подготовьте. Всё ж таки убийство с применением магической силы. Особенное преступление.

– А как объясните мужские следы в квартире?

– Гумилёв утверждает, что девушке помогал дворовой крестьянин. За ним уже направили жандармов. Хорошо, что преступник оказался столь глуп и наивен. Дело закрыто, уважаемый Лев Георгиевич.

Следователь кивнул и попросил сигарету. Затянулся глубоко. Дым закрутился по легким, проникая в мозг.

Юрьевский курил очень редко.

Только в тех случаях, когда необходимо было перебить запах лжи и не выдать себя гримасой.

*стихи Н.Гумилёва

***

Написано от руки по-французски, наклон влево, с глубоким нажимом, продолговатая “р” с удлиненным хвостом заявляет о психической неустойчивости, склонности к внезапным порывам и максимализму.

23 апреля.

Это все не то. Не так! Они только мешают, загоняют в рамки.

Ведь насколько эффективнее мой способ! Насколько больше выброс! Оценили? Похвалили? Признали?

Нет! Нет! НЕТ!

Гения везде заткнут, везде ограничат!

Я нашел самый действенный способ, но, вместо того чтобы использовать его, они воротят нос. Угрожают. Подсовывают каких-то чахоточных.

А между тем, великий замысел требует великих дел!

Кто ещё способен убивать так долго, так мучительно?!

Я – единственная надежда России, всей Империи. Без меня этот мир рухнет.

Даже Государь не сможет справиться!

Дама опять закашлялась. В тёмной комнате чадила свеча, штор не было. Эта женщина всегда перхала, как лошадь, а дети постоянно ныли. Так мерзенько и тихонечко попискивали:

“Помогите, спасите ее, спасибо! Мы вам так благодарны…”

Тьфу!

Какое убожество!

Ему – настоящему гению, тратить время на старых больных женщин, в которых магической силы даже на стопку не наберётся!

Хотелось зарычать, взять и голыми руками разорвать им всем сонные артерии, но я сдержал себя. Дети еще могут быть полезными. А бабка…

Старая чахлая женщина, изъеденная туберкулезом, ей осталось два-три года. Да я ей даже помогаю, в каком-то роде. Ей и стране. Зачем нужны такие никчемные, смертельно больные люди? Гораздо гуманнее их уничтожать. Тут масса плюсов:

– они перестают разносить свою заразу по стране. Ведь всем известный факт: стоит такой старухе на тебя чихнуть, и в двадцати случаях из ста ты заразишься этой гадкой болезнью. А не дай Господи, ты с такой ночь проведёшь!

– освобождается пища для более молодых и сильных. Те же дети без матери смогут вырасти. Одному двенадцать, второму шестнадцать, последний, правда, совсем мелкий, лет семи, наверное. Но в любом случае: пропадёт необходимость кормить мать, они начнут кормить себя. Перестанут грызть ногти, может даже бошки свои вымоют блохастые.

Поэтому совершенно не чувствуя никакой жалости к этой бабке и угрызений совести, я оставил на столе в затхлой комнате с дырявыми полами и заплесневелыми стенами пару склянок с якобы лекарствами. Ясное дело, там и в помине не было ничего полезного. Мышьяк, настой ртути, пара капель еще каких-то средств. Наполнял флаконы камердинер.