Орлы или Вороны? AnaVi
«По дороге одной, но в разные стороны.
Кто мы с тобой: Орлы или Вороны?».
– Ну что?.. «Вкусно»?! – Прищурилась зеленоглазая белокурая девчонка девятнадцати лет, и её хитрая и, в то же время, злобная улыбка раскрылась до ушей. А отдавали бы её длинные русые волосы до поясницы, в этот ещё момент, рыжим – её бы и вообще можно было посчитать за ведьму… да и сжечь: ещё до возвращения и в строй же всё инквизиции!.. Но она и уже – была «демоном», так что.., а это и всё же – (не) чуточку и именно «хуже», будучи и в разрезе же еще её же: яростных и даже «гневных» серо-зелёных глаз под веками с чёрными тенями и стрелками, длинных чёрных же ресниц под широкими и «иронично-сарказмно» же изогнутыми такими же бровями на высоком лбу, как раз и запускающим их, как и свои же собственные «бледные волны» к волосяному покрову и короткой жидкой чёлке, параллельно с тем, как и всё тот же её острый с горбинкой нос скукоживался и морщился, а скулы натягивались сами и вытягивали само лицо, прорезая словно бы и не только его, но и будто бы ещё и воздух; ветер же пищал и скрипел со звуком «ногтей и наждака о стекло» – когда ударялся о них; пока и сомкнутые же в явном омерзении её тонкие серые глянцевые губы, вместе с приподнятым округлым подбородком, контрастировали на фоне чёрной водолазки под горло с длинным рукавом на левую руку и коротким же, соответственно, на правую, красной юбки до колена и чёрно-красных лодочек на высокой и тонкой шпильке!.. Это и многое другое – выдавало не только её превосходство и величие, как в росте, так и в «виде», но и её полное нежелание, хоть и одновременно ещё и «адский интерес» ко всему происходящему: а именно – к унижению «светлой» особы, её сверстницы же и напротив! Хоть и «что» странно, ведь та была пусть и с такими же длинными, но и прям тёмно-каштановыми волосами, тёмно-карими же глазами под светло-бежевыми веками в обрамлении чёрных коротких ресниц и под тонкими такими же бровями на узко-низком и ровном бледном лбу. Но и зато её же узкий, чуть вздёрнутый на кончике нос – красиво вписывался, словно бы и небольшой плавник дельфина между морских волн, светло-розовых же её щёк: когда же «в первом» и «всегда» случае – это был максимум клюв, а минимум плавник, вот только и уже точно «акулы»; да ещё и с такими же острыми двумя – по бокам. Аккуратные же и небольшие пухлые светло-розовые губы «второй» – были статичны и не выражали ничего: ни радости, ни грусти… ни ответной же злости. Пока и лёгкий же, еле заметный округлый подбородок – и не выделялся же вовсе: на фоне всего её лица, как и не был поджат и ни в какой ещё обиде совершенно. Ещё чего! Она спокойно и стойко – выдерживала обстрел взглядом, собственно, как и всегда, не ещё, а «уже» и давно-надолго будучи заточенной под это: была бывалой и «плавающей».., хоть и порядком уже уставшей – от однообразности и их же всё извечных стычек с препирательствами на одну и ту же тему, связанную, как обычно, с обычной же «непереносимостью друг друга… друг другом же»: демоном – «ангела» и наоборот!..
– А ты знаешь!.. Не распробовала. – Чётко, и от каждой же буквы до знака, проговорила вторая, смотря снизу же вверх на свою обидчицу: будучи и ниже же всё её – на полголовы; а на каблуках и лишь в той же всё случае – и подавно: два раза – по «пол».
Что ж, но и не донести синий пластиковый поднос со своей едой, в виде обычной каши, чёрного чая и какого-то вчерашнего же кекса, до одного лишь и пустого белого же деревянного стола на металлических ножках-шпалах в самом конце и углу – было ещё полбеды: сама же «беда» заключалась как раз таки и в том, что тот самый поднос – уже лежал подле её ног и на полу, ну а та консистенция, что и звалась же ещё ранее «едой» – расползлась по её одежде, чёрному затёртому и так, и без того джинсовому комбинезону, зацепив пусть и немного, но и «всё же» ещё тёмно-синюю футболку под ним и полностью же облив чёрные тканевые слипоны… на глазах у всех! У «всей же бело-серой бетонной столовой» – детского дома для… «ангелов и демонов». И людей! Считай – и у «всего» дома! Ведь и было же ещё время обеда – и в столовой были все: дети всех возрастов и «рангов», всех «видов» и «подвидов».., включая директора и преподавателей с воспитателями и нянечками… и почти весь обслуживающий персонал. Но никто и пикнуть не смел: одни – боялись, а другие – попросту так же «устали», как и сама брюнетка!.. Ведь и только появившись на пороге здания – эти две особы тут же стали враждовать. Так и никто же до сих пор не знал: «истинной» причины этому! Да они и сами уже вряд ли её помнили. Да и была ли она вообще?.. Помимо всё и «нетерпимости». Это же уже – так по́шло и баянно! Хотя и явно же – не менее того, как просто бывают люди и «существа», которых ты пусть и видишь в первый раз в своей жизни, но и уже ненавидишь их всей своей душой и таким же телом: от кончиков волос на голове – до кончиков пальцев на ногах… Но и что как произошло, так и осталось же – с ними! И, по большей же части, именно поэтому – они и оставались на второй год, каждый раз и все же вместе, с компанией «первой» или нет, «таща» их за собой или «да», после такой или «не» очередной же ещё-битвы-пока-не-войны… и не выпустились с совершеннолетием и «обращением»: не заслужили же – ни первого, ни второго… ни и компота, в виде «признания»! И да, пусть они и не начинали снова и ту же самую программу, на которой остановились, но ведь и, закончив её почти сразу же, теперь просто ждали окончательного и последнего, бесповоротного пинка под свой же зад от администрации: разряжая пока и атмосферу – пинками друг друга. Что и само за себя же ещё говорило – о дальнейшей же продолжительности этого «экспириенса»: где ни то, что берегов не видно, а горизонта – нет; и если кто-то вдруг всё же и уйдёт в него, то в него и, скорее всего, именно «ногами», вперёд и… «с выносом» – «его» же и… «кем-то»! «Дважды – не умирают»? Чушь собачья! Умирают и… «Будут»! Будь то – морально или физически. Ведь и перерождаясь затем из «чистилища»: из разу в раз!.. В мыслях лишь и надеясь – не свихнуться и не избавиться от всего: с собой же. Тогда ведь – только «небытие». И всё!
И вот, так и сверля друг друга взглядами, девчонки оставались на своих местах – только мимика менялась; и то – лишь у белокурой: от пренебрежения и отвращения – до злости и ярости, гнева и… обратно! Брюнетка же, насколько ещё могла и уже научилась, не изменяла себе и своей «холодности» – ей было плевать: на всё и всех! Во всяком случае – так она хотела показать и «казаться»: больше – рисуясь и дорисовывая, но… Чем и меньше же одна знает – тем крепче другая спит: мягче стеля и так же засыпая! И пусть принцип «не обращать внимания на обижающего тебя» – не с и работал изначально: ни в одном из случаев… Зато и принцип «не обращать внимания на свои эмоции и чувства, ощущения» – прекрасно… скрывал слёзы и держал их внутри. Как и сердце!.. В жёстком захвате: и почти – до скрипа. До выбивания и выламывания рёбер! Перед сном же – «отпустит». Или раньше – и в ду́ше. Но и точно – не сейчас и здесь! Не выпустит и не даст прорваться: сорваться – и нарваться на большее, больное и худшее!
– Могу «повторить» – труда не составит!..
*
Выжав руками свою тёмную длинную копну волос, превратившуюся окончательно в крысиные и мышиные хвосты, девушка продолжала сидеть на белом кафеле пола, облокачиваясь на стенку из него же и пристроившись головой к деревянной белой тумбе, покрытой той же мелкой плиткой со встроенными белыми умывальниками и с зеркалами над ними в позолоченных рамах, кусая губы до крови и раздирая кожу ладоней покусанными ещё и до ногтями, то и дело поднимая голову к белому же потолку с выключенным, как и никогда вовремя, ярко-белым светом, не молясь, а с силой сжимая веки, лишь бы не заплакать, а там и «расплакаться-разреветься», скатываясь уже вовсе на пол и образуя собой же – калачик-эмбрион: в мечтах лишь надеясь – слиться с ним или провалиться сквозь него, а лучше – всё и сразу! Ведь и опять, нет, «снова», снова она стала посмешищем, снова – и грушей для битья, овцой для надругания и… «поругания», которую шпыняют всегда и во всём почём зря. А и точнее – шпыня-ет и стая же волков: во главе, конечно же, с «ней» – альфой! А что – она?.. А «она» и не может им и ей же всё – ответить. Не может сделать – так же! Не «так» – её учили воспитатели и учителя. Не так учил – и весь персонал, в том или ином.., этого самого «дома»! И вот если бы только были – родители… Да и они бы сделали – точно так же! Пусть и папа ещё, возможно, и обучил бы удару, какой-нибудь и стойке, но и только же – чтобы предупреждать и отбиваться, блокировать и держать, сдерживать удар: но и точно – не лезть и «первой» же всё на рожон.., никогда и не разжигать конфликт «самой»! Что она, в принципе, и делала – без него и… них, изо дня в день, огребая за свою же «ангельскую добродетель» и такое же желание «видеть во всех хоть что-то хорошее и светлое». А даже и «тем более» – в самой кромешной тьме. Пока сами же – не докажут обратное! И верно говорят: «Благими намерениями – …».
– Ну, вот и стоило оно – того?.. – Раздался грубый мужской голос со входа в «женский “чистый” туалет». За чем тут же последовал – щелчок белого пластикового выключателя, как и скрип белой же деревянной двери на металлических петлях, что давно не смазывались: от того ещё и сами – резали уши; как и яркий же свет – глаза.