Засыпал он на этом же самом месте, только лишь пододвигался чуть ближе к столу, чтобы можно было с легкостью на него лечь, однако просыпался в постели. Видя, как от разрывающего храпа начинает вибрировать стойка, Грун просил нескольких посетителей покрепче перенести тело спящего в комнату на второй этаж и положить на свою кровать. Все равно с этими морозами зал в таверне не пустел практически круглые сутки, и времени на сон у него оставалось совсем немного, да и оно выпадало исключительно на обеденные часы.

Просыпаясь в позе эмбриона на кровати вдвое меньше его, Руф пытался усесться на край постели, неторопливо переваливая будто бескостные конечности. Через несколько минут неудачных попыток прийти в себя он тяжело вставал и ковылял обратно к стойке, наплевав на раскрутившиеся болты у основания протеза. Добравшись до забитого за ним места, он вновь садился на единственный в зале трехногий стул и тихим голосом подзывал к себе Джоанну.

– Может, тебе уже хватит? – спросила она, встав на ящик. – Такими темпами я скоро начну с тебя плату за аренду жилья брать.

– Я сам решу, когда хватит, – ответил Руф измученным от недосыпа и алкоголя голосом. Джоанна неодобрительно покачала головой и, спрыгнув с ящика, пошла в подвал за выпивкой.

Старик сидел, не оглядываясь по сторонам и не реагируя на уличные шумы, доходившие до него через открытую дверь вместе с пылью и ветром, заглядывавшим внутрь, словно неуверенный гость. Он протискивался сквозь решетку перед дверью, насвистывая только ему знакомую мелодию, осматривал пустое помещение и убирался прочь, однако через секунду возвращался, вновь повторяя свой незамысловатый цикл. С момента землетрясения «Сладкий Джо» днем пустовал из-за свалившихся на плечи инженеров и кузнецов работ по массовому восстановлению теплоснабжения города. Об этом Руфу рассказал один из инженеров, а точнее, всучил свою историю, как ненужный груз, ошибочно пришедший в порт, вдобавок подвязав к нему истории своей семьи вплоть до бабушки из деревушки Брионны. С точно таким же успехом он мог бы выложить это поддерживающему второй этаж столбу, но по какой-то причине выбрал старика. Не слезая с его ушей, он вываливал все, что накопилось за годы работы и семейной жизни, а перед наступлением темноты облегченно выдохнул, дружелюбно шлепнув нового друга по плечу, и ушел домой в приподнятом настроении. Если бы Руфу указали на него пальцем и спросили, кто это, он бы покачал головой и ушел.

На протяжении двух последних дней его личный мир сузил свои рамки до единственной точки на столе, с которой он не сводил стеклянного взгляда, вновь и вновь прокручивая злополучные секунды. В тот момент все, что существовало вокруг, осталось черным фоном за падающей на него верхушкой Ашны. Взмахи крыльев птиц, крики в панике разбегающихся людей, запахи свежеиспеченного хлеба, пахучих трав из лавок алхимиков, музыка, голоса, ветер – исчезло абсолютно все, погрузившись в кромешную тьму. Всего метр, один проклятый метр отделял его от участи раздавленной тыквы в саду. Последовав за заигрываниями бело-рыжего котенка, старик сделал три шага вперед, и именно они стали причиной его прямого попадания в открытое окно.

С того момента он практически не говорил. Выбравшись из-под обломков с испуганным до полусмерти котенком, Руф неторопливо двинулся в сторону дома. Наплевав на разбитый ящик с виски, не обращая внимания на ноющую из-за неплотно прилегающего к ноге протеза рану, не видя по сторонам разруху и тянущиеся к нему руки людей в завалах. Его мир превратился в туннель, направленный прямиком в таверну.