Вот Нирис Клаус или Одуванчик (как его называло войско из-за белоснежной прически в форме шара) возвышает свой серп. Он был главнокомандующим передовых отрядов во время Войны Тысячи искр. Во многом его умение воодушевить даже самого трусливого бойца позволило сдерживать врага в течение многих недель.

Вот Фернест Спаун держит надкусанную куриную ножку в одной руке и пробирку с лекарством от Красной чумы в другой. Обычно скульптор, перед тем как выбить из куска камня свое творение, долго наблюдает за моделью и самую запоминающуюся позу воспроизводит по памяти. А так как Спаун был любителем покушать, то неудивительно, что кусочек курицы так же удостоилась чести быть на аллее.

А вот и Кинс Ривс с дисковым револьвером и верный крикун Бигльс у его ног. В первые годы второй эпохи Кинс слыл первоклассным убийцей и главной звездой среди жителей населяющих развалины Старого города. Среди обывателей далеких от темной стороны Ориона он запомнился тем, что никогда не брал платы, если целью являлся человек или любой другой индивид, убивший домашнее животное. Так, выполнив договор императора Сервия второго, вместо мешка динариев он удостоился права после кончины стоять здесь. В официальной версии, Кинса в табличке подписали как безымянного героя войны, а лицо скрыли за маской.

Солнце встало недавно и спящий житель столицы Гноги, тот, кто благополучно приближался ко времени опоздания на работу, сильнее вдавил голову в подушку, надеясь скрыться от шума, что лился из открытого окна. Но ткань и пух не смогли сдержать порыв ржача и криков. От безысходности Гноги приказал всем замолчать.

– На месте… Стой! – командным голосом приказал офицер, и толпа остановилась. Флин не успев среагировать, врезался в впереди стоящего. Тот шлепнул себя по лопатке.

Офицер поднял руку и вышел вперед. Кругом суетились люди, гремели восстановительные работы города, дети бегали друг за другом, раскручивая над головами лассо, недалеко проезжала телега, чье содержимое скрывалось от людских глаз за досками. За всем этим наблюдала молчаливая статуя в компании отдыхающих на ней голубей.

– Господа! – продолжал офицер. – У нас ровно два пути! – его пальцы горделиво выставились вперед. – Мы можем разойтись по домам к женам, детям и кроватям или ввалиться в «Сладкий Джо» и попросить Джоанну налить нам за полцены! – он попытался небрежно закрыть мундир, но тот лишь отскочил обратно, вновь оголив грудь. – Решайтесь!

Все едино выкрикнули:

– Джо!

Офицер повел отряд брать таверну штурмом вместе с Флином, но тут его кто-то оттащил за шкирку.

– Мы приехали, – сказал Клинт и оба отсоединились от коллектива.

– Знаешь, – начал Флин, провожая взглядом исчезающих в тумане работяг, – мне этот транспорт больше понравился, чем телега.

– Главное до конечной не доехать. – Он поправил слетевший сапог на левой ноге и добавил: – Пошли на пристань, пока нас не спохватились.

– Сколько у нас времени? – странно переставляя ноги, словно заново учась ходить, спросил Флин.

– Дня два, может меньше. Смотря сколько безделушек уместилось в сундуках той бабы, – Клинт усмехнулся. – Пойдем.

Оба невозмутимо прошли мимо статуи в центре площади. Трое полицейских вблизи нее пытались разобрать слова, выплескивающиеся из плачущей горожанки. Краем уха Клинт расслышал историю о муже, который утром ушел куда-то из таверны, но так и не вернулся домой.

Спросив у играющих ребятишек, как пройти к порту, двое новоприбывших вышли прямиком к улице Первых фонарей.

Она выглядела значительно лучше, нежели остальная часть Солтиса, однако и ей не удалось остаться невредимой. От нескольких домов остались лишь заваленные участки. Впрочем, на большинстве из них уже выстроили каркас новых построек.