– Что ты об этом знаешь?

Его шипение заполнило комнату, и столько в нем было тоски, я почти захлебнулась в ней.

– Прекрати, ты не напугаешь меня, сам сказал – боль делает тебя бесстрашным.

– Скорее отчаянно ищущим гибели!

Я задумалась.

– Возможно…

Он шагнул ко мне, наползая грозной тенью.

– Если ты думаешь, таким образом вновь увидеть его… Что он появится в ту же секунду и спасет тебя, потому что обещал…

– Нет! Я этого не хочу.

Он застыл.

– Чего же ты хочешь, играя с самой смертью?

Я резко встала, оказавшись вплотную к нему, его глаза буравили меня холодным презрением.

– Свободы от всего, что не является моей волей.

Он усмехнулся, напряжение спало.

– И кто из нас двоих нищий?

Я улыбнулась.

– Тот, кто судьбу свою узная, презрит законы бытия, свободы парус распуская, не знает, что несет тебя, в объятья призрачных желаний,… и скалы встречены шутя…

Каин печально улыбнулся.

– И ты собралась штурмовать очередной Эверест, вооруженная лишь человеческим упрямством?

– По-моему, более чем достаточное снаряжение. Чаю?

– О, во мне борется брезгливость и любопытство…

– Не сомневаюсь, что победит второе.


Не дожидаясь ответа, я прошла к печи, где у меня уже закипал чайник. Каин с интересом наблюдал за моими нехитрыми манипуляциями.


Оригон сидел на каменной кладке, что составляло остатки некогда великолепнейшего садового ансамбля, теперь же в хаотично разбросанных то тут, то там поросших мхом развалинах только угадывалась бывалая роскошь. Воин приходил сюда из века в век, и потому прекрасно ориентировался в этом сплетении камня и дикой буйной растительности, что неведающему могло показаться настоящим лабиринтом. Кинжал тонкой работы, с россыпью драгоценных камней на рукояти и невероятно крепкой закаленной сталью сверкал, начищенный умелой рукой, он был молчаливым другом и свидетелем непростой жизни война. Глаз вновь и вновь цепляло хитрое сплетение узоров, в котором проглядывался глубокий философский смысл, только в сочетании с ножнами, кинжал приобретал законченность, показывая наиболее удачный путь в решении сложных жизненных задач, и путь этот был в том, чтобы гладкая сталь не показывала свое совершенство миру. Оригон часто думал о своем кинжале, еще и потому, что это был подарок от Пифии, он никогда не знал чужой крови, только крови своего хозяина, согласно ритуалу верности. Оригон шутил, что оставшись без оружия против множества врагов, и тогда не осквернит его и потому погибнет… Пифия морщила свой носик, глубоко задумываясь над такой возможностью, на глаза ее наворачивались слезы, Оригон уже был не рад своей шутке, он обнимал ее, пытаясь утешить.

– Я подарила его тебе, не для того, чтобы пасть, но задуматься над тем, как возвыситься… Но мой подарок не может стать причиной гибели, заставляя сделать выбор, который я никак не могу одобрить, потому верни мне его…

Она была так трогательно серьезна, почти напугана.

– Лишь тысяча твоих поцелуев могут заставить меня отказаться от него, но это будет коварная взятка, ибо добившись своего, ты обречешь меня на страшные испытания, не секунды более я не смогу прожить без твоей ласки и, как только наскучу тебе, погибну.


Она густо покраснела, загнанная в тупик его словами.

– Я словом закрепляю действо, отвага побратим и чести, порыв души и мудрость жизней тебе щитом от вражьей вести. Мое дыхание – жизни право, тебя любовью озаряла, когда так будет, я сказала, и слово нерушимо стало…


Он пораженно слушал ее магический шепот, сама же девушка находилась в состоянии, близком к трансу. Тогда он узнал ее дар.


– Друг мой, ты так предсказуем…

– Не скажу, что и твое появление стало для меня сюрпризом, Каин.