– … где не хватает разума, мы ставим на удачу…


– … но жизни круг и не назвать иначе, чем чередой случайностей, и то, что это значит, нас заставляет скорее верить в счастье и удачу, чем слушать доводы холодного ума…


– … и потому, когда твой разум вопит о действие, ты бога молишь сделать все по чести, надеясь на авось, забыв, что чудо – скорее плод фантазий буйных…


– … но разве чудо – не стремленье поставить праздность на колени, унять томленье, взмыть от муки, родиться вновь, не зная скуки, прожить свой век, неся в себе надежду каждому из вне, как искра, что рождает пламя, быть века нынешнего славой…


– … романтика – страшна, что убивает без ножа, она надеждою питает, и ядом медленно, но травит… попробуй залатать дыру, имея сильную нужду, один лишь мысленный порыв, – и скоро ты покормишь рыб…


– … но в инструментах нет нужды, когда без чувств уже и ты, холодный ум – рука без тела, ты знаешь брод, но в цели – дело, умея быть – ты верой дышишь, рожден от бога – правду видишь, и сердца огненного стук любовью подкреплен, мой друг!


– Наивность и глупость идут рука об руку…


– А колючки кактуса защищают нежную мякоть!

Огрызнулась я.


«Оригон», – я попробовала это имя на вкус, внутри все сжалось в предвкушении боли…, но ничего не было, только немного нежной грусти и щемящей тоски, с каким-то еще теплым вкусом благодарности за то, что он когда-то был в моей жизни. Я расслабилась, позволила своим мыслям течь дальше, позволила его образу предстать передо мной, вспомнить его редкие прикосновения и тот наш единственный поцелуй, меня затопило невероятно нежное чувство, у меня получилось его отпустить, возможно, потому что он никогда мне и не принадлежал вовсе… «Оригон», – я возвращаюсь к жизни, я стала сильнее, я чувствовала невероятный подъем и желание что-то делать, творить, жить, чувствовать каждый миг свободы от боли и собственной зависимости от мужчины, что когда-то ворвался в мою жизнь вихрем, а потом исчез, оставив меня истекать кровью, будто своим уходом вырвал мое сердце. Теперь там только рубец, я чувствовала его почти физически, рана затянулась…

Я открыла дверь своей квартиры, меня встретила пыльная тишина, только сейчас я увидела, что все, что меня окружало многие годы, теперь меня совершенно не устраивает, – все пресно, все не имеет ни вкуса, ни цвета, как будто, раньше я боялась жить во всю силу, заглушая в себе порывы, диктуемые моей натурой, в череде каких-то надуманных самой себе запретов. Я всю жизнь копила, отказывая себе даже в малых приятностях, таких необходимых теперь, будто собиралась жить вечно в каком-то туманном будущем…. Будущее, оно теперь не было для меня копилкой несбывшихся надежд и желаний, я больше не верила, что с его скорым приходом в жизнь мою ворвется счастье. О, как же я была наивна! Теперь все изменится, не само собой, заставляя меня пассивно наблюдать из-за угла, я сама все изменю, я это чувствовала, я этого желала…


Музыка заполняла собой все пространство, каждый уголок моей души, я растворялась в ней, становилась ею, каждый ее перелив вторил моему дыханию, ритм отбивало мое сердце, я была ее осознанным вихревым потоком, вбирая ее силу и мощь, заставляла стать частью меня… я чувствовала, как она касается всего, проникает во все, а главное заставляет отвечать на свой зов, я чувствовала соучастие всего, что вокруг, каждого предмета, каждой клеточки, если это были растения или крошечные пернатые существа, прилетающие сюда каждое утро. И меня наполняла радость обладания такой светлой тайны, как соучастие, взаимодействия, я готова была поклясться, что вокруг меня все живое, я даже слышала песни камня, что когда-то был частью могучей горы, но пожелавший свободы и движения, ну точно, как я!