– Сколько живу, а в красных винах так ничего и не смыслю!

Незнакомка покосилась на меня и, помолчав, ответила с иронией:

– Тогда уж пейте водку. Там и смыслить ничего.

– Водка – это муза прозы, – возразил я, – а поэзия живет в вине. Вот послушайте:

Гроздей пьянящий запах вьется,

Желаньем полнюсь я, что рвется

С глубин языческих восстать…

– О, да вы поэт! – с усмешкой и сдержанным интересом посмотрела на меня незнакомка. Смотри, смотри, красавица – я безупречен! Когда-нибудь я прочитаю тебе продолжение:

По гроздьям мы, моя крестьянка,

Давай покатимся, вакханка,

Как среди груды лепестков.

Сожму тебя объятьем смелым,

И, содрогаясь телом белым,

Раздавишь нежный дар богов… *)

– Так вы поможете мне выбрать что-нибудь этакое? – спросил я.

– Ну, не знаю… – замялась она, – я и сама не очень в этом смыслю. Хотя, что тут думать: берите подороже – не прогадаете!

– А какое возьмете вы?

– Я, пожалуй, возьму вот это… – неуверенно тянется ее рука к одной из бутылок.

– Ну-ка, ну-ка! – перехватываю я бутылку и вспоминаю уроки одного моего знакомого – большого поклонника французских вин. – Так, посмотрим… Так, урожай две тыщи шестнадцатого… Так, Мерло, Каберне Совиньон и Каберне Фран… Логично: каждый сорт в отдельности имеет свои достоинства и недостатки, и стало быть, это смелая попытка умножить их плюсы и минусы на три. С точки зрения математики такое действие смысла не имеет, но у виноделов своя математика. Это все равно, что смешать в одной бутылке отца, сына и святого духа. Стоит взять даже из любопытства. Не знаю, как вы, а лично я люблю Каберне Совиньон. По крайней мере, сразу понимаешь, что пьешь солидное, основательное вино с градусами. Терпкое, насыщенное, с заметным ягодным привкусом. Другое дело – Мерло: фруктовые тона, легкость, летучесть. Это как духи вечерние и дневные…

– А говорите, не разбираетесь! – язвительно улыбаясь, перебивает меня незнакомка.

– Признаюсь – разбираюсь. Просто ужасно захотелось с вами познакомиться…

– А это ничего, что я замужем? – с напускной строгостью говорит она.

– Нет, вы не замужем, – возражаю я. – Иначе бы вы выбирали не вино, а водку. Для мужа. А раз вы выбираете вино, значит, решили посидеть с подругой и пожаловаться ей на жизнь.

Она насмешливо улыбается:

– Надо же, какой вы догадливый!

От нее исходит тонкий, едва уловимый аромат духов.

– Я и в духах разбираюсь, – говорю я. – Вот ваши, например, называются «J’adore…»

– Откуда вы знаете? – с трогательным удивлением вскидывает на меня глаза незнакомка.

Еще бы мне не знать: отступница обожала «J’adore»!

– Нет, нет, я только этот запах и знаю! – улыбаюсь я. – И еще знаю, что это духи для строгих, интеллигентных женщин, которые обожают, когда их обожают!

На вид ей лет тридцать пять. Как раз по мне, сорокашестилетнему. Мы идем к кассе, и я говорю:

– Меня Александром зовут, а вас?

– Лена… – опустив глаза, отвечает моя красавица.

Мы выходим из магазина и останавливаемся.

– Вы извините, – говорит она, – но мне надо идти, у меня дела…

– Да, да, понимаю! – тороплюсь я. – Можно, я вам позвоню?

Она задумывается и говорит:

– Ну, хорошо. Вот вам мой телефон, – и диктует номер. Я словно пес заглатываю его на лету, и челюсти памяти намертво смыкаются за ним. Уже потом, гораздо позже она признается, что в тот первый раз я ей не глянулся – ну, совершенно!

Через два дня я звоню и представляюсь:

– Это Александр. Позавчера. В магазине. Помните?

– А, Александр! – восклицает она. – Помню, помню!

И мы договариваемся встретиться завтра в семь вечера у памятника Пушкину.

На следующий день в половине седьмого я с цветами возникаю перед бронзовым поэтом и полчаса мозолю ему глаза. Возникнув у меня за спиной, Лена окликает меня: