– Он вернется, – тихо сказала Изабелла. – Я знаю.

Мужчина обернулся в последний раз и махнул ей. Она взволнованно сжала платье и подняла одну руку… но тут замерла.

Что-то было не так.

Изабелла/Рената прищурилась и попыталась разглядеть далекое лицо, но оно расплывалось в ее глазах. Казалось, у неизвестного и вовсе нет лица… голову Изабеллы/Ренаты стало немилосердно печь, и она согнулась с тихим стоном.

Хватит.

И Рената проснулась. Она молча смотрела на потолок своей комнаты и пыталась понять, что только что произошло. Она…

– Это я подумала? – немного испуганно спросила девушка.

– Молодая наследница? – спросил Маркус. – Вам приснился плохой сон?

– Я… я не уверена, – нерешительно сказала Рената, садясь на кровати. – Он не плохой, просто… как-то странно закончился, – задумчиво пробормотала девушка. – К тому же этот сон был расплывчатым и мутным… прямо как настоящий сон. И в конце… я проснулась? Или не я… кто-то прервал его. Не из-за эмоций, а просто… не захотел смотреть, – нахмурилась Чендлер.

Ее руки нервно сжимали одеяло, а в глазах отражалась глубокая задумчивость.

– Может быть, вы учитесь контролировать это? – предположил дворецкий.

Лотти подала девушке чашку успокаивающего отвара. Рената машинально его взяла, продолжая думать о своем сне.

– Нет… — наконец сказала Рената. – Мне кажется, это не так. Ведь если бы я могла это контролировать, то почему прекратила именно этот сон? И чем он отлич… — и тут девушка осознала. – Муж Изабеллы! – взволнованно воскликнула она. – Это первый сон, в котором его можно увидеть! Я видела сны о семье Изабеллы, но муж… его увидела впервые! Почему? – нахмурилась Рената. – Из-за мистера Смита? Ассоциация с моей свадьбой? Вполне возможно, но тогда… почему не их первая встреча? Или сама свадьба? Почему именно момент отъезда? И… почему я не смогла вспомнить имени или лица? Все было… таким зыбким, – нахмурилась девушка.

– О, этот жалкий человек недостоин памяти дорогой госпожи, – внезапно ответил Маркус. – Ни его имя, ни внешность… они недостойны сохранения, – говоря это, дворецкий отчетливо хмурился.

При виде этого Рената потрясенно замерла. Маркус злился и раньше… он вообще был слишком эмоционален для куклы, но при этом, всегда держал на лице улыбку. А теперь… Рената видела на его лице откровенную ненависть.

– Ему следовало умереть, как подобает аристократу! – зло сказал Маркус. – И перестать мучить молодого господина и госпожу!

Девушка недоуменно моргнула и робко сказала:

– Но… если бы он умер, то не смог бы вернуться, – тихо сказала Чендлер. — Она же хотела… чтобы он вернулся. Не думаю, что Изабелле было важно, что ему придется для этого сделать, – ее голос звучал странно нерешительно, но… она никогда не видела Маркуса в таком состоянии. Это было слишком странно.

Услышавший это дворецкий странно скривился, будто испытывал почти физическую боль. Рената пораженно открыла рот – ей всегда казалось, что Маркус неспособен ощущать боль и горечь.

– Есть вещи, молодая наследница… на которые нельзя идти, – горько сказал дворецкий. – После того, что они сделали… что они допустили… госпожа так страдала, что решила забыть его. Этот слуга поклялся, что не допустит их встречи. Эта вещь сделает все возможное, чтобы тот мерзкий мужчина никогда не вернулся. Он никогда не покажется госпоже на глаза, пока этот слуга может двигаться… никогда! – прорычал Маркус.

Некоторое время девушка обеспокоенно смотрела на трясущегося от ярости дворецкого. Ей всегда казалось, что Маркус… что Маркусу важны не они сами, а род Блэкфайер. Что он воспринимает их только как продолжение своего обожаемого рода… она не винила дворецкого за это. Куклы были не совсем полноценны – она понимала это, благодаря памяти Изабеллы и своим наблюдениям. Маркус и Лотти не видели разницы между немертвыми и людьми, спокойно относились к идее похищения младенцев, и, Рената была уверена, убили бы весь Лондон, если бы Рената приказала им это. Они были не совсем полноценны, но…