аспирант с кафедры вычислительных машин,

который в тот же вечер улетел в Петропавловск,

а вторая – беременная дамочка-политэкономша,

у которой начался декретный отпуск.


Как и где выманил Степанов заветный адрес,

он так и не смог потом вспомнить.

Помнил только тяжёлые двери подъезда,

высокие потолки и раскосую беременную даму,

с подозрением смотревшую на него через очки:


– Что ж вы обманываете? Это Вы и были!

Впрочем, я могу ошибаться, конечно…

Такой же светлый, стриженый, в очках.

Но голос… Нет, тот как-то дребезжал.

А у вас такой приятный баритон, даже басок.

У нас все в семье музыкой увлекаются.

Нет, не могу ни подтвердить, ни опровергнуть.


Степанов встал с колен и побрёл к двери.

Жизнь была закончена однозначно.

Оставалось только напиться как следует,

чтоб разнести проклятое общежитие в чертям.


– Постойте! Улыбнитесь, пожалуйста!

Нет, всё верно, я ошиблась, точно – это не вы.

Господи, у того студента, которого мы оформили,

во рту зуба вот тут, впереди слева, не было…


Утром ситуацию, как говорится, замяли.


Степанова допустили наконец-то к госэкзаменам,

он окончательно переехал жить к будущей тёще,

находиться в общежитии было противно —

те, кого он считал настоящими друзьями,

оказались обычными мерзавцами.


Он догадывался, кто мог назваться его именем.

Но эти-то, другие, они почему промолчали?

Получив долгожданные диплом и значок,

на банкет Степанов не пошёл, хотя звали.

Опасался заехать в рожу хитрому Лёхе,

тот один среди всех цыкал передним зубом,

давно дышал на Степанова ядом – гнил.


Через много лет он встретил Игоря Запарацкого,

с которым прошёл все студенческие годы,

работал бок о бок в стройотрядах,

летал на практику в Петропавловск-Камчатский,

тот лично видал ту стародавнюю подставу,

но почему-то промолчал – интересно, почему?


Бывший друг за «рюмкой чаю»

начал жевать в ответ что-то кривогубое —

мол, Степанов в молодости был больно дерзок,

понтовался, острил, нахальничал,

получал всё от жизни на шару,

да как-то не по чину и не по годам.

За то и пострадал тогда, надо понимать…

Надо быть проще, и люди к тебе потянутся.


Ну да, всё повторялось снова,

как тогда на школьных экзаменах —

единственным выходом оказался тот самый,

который он неосознанно выбрал,

сократив общение с однокурсниками до минимума.

Они все продолжали держаться вместе, но зачем?

Чтобы жить за счёт слабых, идти по головам?

Но тогда это получалась стая крыс каких-то!


Надо же, он написал им дипломные работы,

а они его за это возненавидели и наказали,

отмолчавшись в нужный момент.

Это было нормально?


Степанов молча встал из-за накрытого им стола,

потянул свою кожаную куртку со спинки стула.


Двадцать лет, двадцать долгих лет

он как-то умудрился прожить без друзей,

ничего, как-нибудь проживёт и оставшиеся.

Мысль так понравилась ему, что он захохотал.


– Э-э-э! Ты чё? – пьяно заорал однокурсник,


Справа Игорь Запарацкий, практика, Камчатка, 1985 г. Фото из архива


через пару лет пропавший навсегда.


Шептались, что партнёры по бизнесу,

не поделив какие-то акции,

утопили Запарацкого в таёжной реке на рыбалке —

по крайней мере, так рассказывали.

Степанов вспомнил, как его самого

возили однажды к проруби посреди Амура,

и – поверил.


Жизнь тогда выкидывала и не такое.

Секс Советского периода

Должен ли автор предупреждать читателя о том,

что текст его может вызвать отвращение,

паче того – больно ранить чувства читающего?


Недолго Степанов мучился над этим вопросом,

поскольку сам он справедливо считался в миру

человеком грубым и насмешливым,

хотя и старался жить по принципу

«фонарные столбы никогда не нападают первыми».

Поэтому что выросло – то выросло.


Весёлая студенческая юность Степанова