аспирант с кафедры вычислительных машин,
который в тот же вечер улетел в Петропавловск,
а вторая – беременная дамочка-политэкономша,
у которой начался декретный отпуск.
Как и где выманил Степанов заветный адрес,
он так и не смог потом вспомнить.
Помнил только тяжёлые двери подъезда,
высокие потолки и раскосую беременную даму,
с подозрением смотревшую на него через очки:
– Что ж вы обманываете? Это Вы и были!
Впрочем, я могу ошибаться, конечно…
Такой же светлый, стриженый, в очках.
Но голос… Нет, тот как-то дребезжал.
А у вас такой приятный баритон, даже басок.
У нас все в семье музыкой увлекаются.
Нет, не могу ни подтвердить, ни опровергнуть.
Степанов встал с колен и побрёл к двери.
Жизнь была закончена однозначно.
Оставалось только напиться как следует,
чтоб разнести проклятое общежитие в чертям.
– Постойте! Улыбнитесь, пожалуйста!
Нет, всё верно, я ошиблась, точно – это не вы.
Господи, у того студента, которого мы оформили,
во рту зуба вот тут, впереди слева, не было…
Утром ситуацию, как говорится, замяли.
Степанова допустили наконец-то к госэкзаменам,
он окончательно переехал жить к будущей тёще,
находиться в общежитии было противно —
те, кого он считал настоящими друзьями,
оказались обычными мерзавцами.
Он догадывался, кто мог назваться его именем.
Но эти-то, другие, они почему промолчали?
Получив долгожданные диплом и значок,
на банкет Степанов не пошёл, хотя звали.
Опасался заехать в рожу хитрому Лёхе,
тот один среди всех цыкал передним зубом,
давно дышал на Степанова ядом – гнил.
Через много лет он встретил Игоря Запарацкого,
с которым прошёл все студенческие годы,
работал бок о бок в стройотрядах,
летал на практику в Петропавловск-Камчатский,
тот лично видал ту стародавнюю подставу,
но почему-то промолчал – интересно, почему?
Бывший друг за «рюмкой чаю»
начал жевать в ответ что-то кривогубое —
мол, Степанов в молодости был больно дерзок,
понтовался, острил, нахальничал,
получал всё от жизни на шару,
да как-то не по чину и не по годам.
За то и пострадал тогда, надо понимать…
Надо быть проще, и люди к тебе потянутся.
Ну да, всё повторялось снова,
как тогда на школьных экзаменах —
единственным выходом оказался тот самый,
который он неосознанно выбрал,
сократив общение с однокурсниками до минимума.
Они все продолжали держаться вместе, но зачем?
Чтобы жить за счёт слабых, идти по головам?
Но тогда это получалась стая крыс каких-то!
Надо же, он написал им дипломные работы,
а они его за это возненавидели и наказали,
отмолчавшись в нужный момент.
Это было нормально?
Степанов молча встал из-за накрытого им стола,
потянул свою кожаную куртку со спинки стула.
Двадцать лет, двадцать долгих лет
он как-то умудрился прожить без друзей,
ничего, как-нибудь проживёт и оставшиеся.
Мысль так понравилась ему, что он захохотал.
– Э-э-э! Ты чё? – пьяно заорал однокурсник,
Справа Игорь Запарацкий, практика, Камчатка, 1985 г. Фото из архива
через пару лет пропавший навсегда.
Шептались, что партнёры по бизнесу,
не поделив какие-то акции,
утопили Запарацкого в таёжной реке на рыбалке —
по крайней мере, так рассказывали.
Степанов вспомнил, как его самого
возили однажды к проруби посреди Амура,
и – поверил.
Жизнь тогда выкидывала и не такое.
Секс Советского периода
Должен ли автор предупреждать читателя о том,
что текст его может вызвать отвращение,
паче того – больно ранить чувства читающего?
Недолго Степанов мучился над этим вопросом,
поскольку сам он справедливо считался в миру
человеком грубым и насмешливым,
хотя и старался жить по принципу
«фонарные столбы никогда не нападают первыми».
Поэтому что выросло – то выросло.
Весёлая студенческая юность Степанова