Свой путь я выбрал не просто так. Часто я вижу родителей с детьми, людей, обременённых счастьем семьи. Дети успешных родителей очень забавно выглядят в своих маленьких масках. Менее благополучные граждане вынуждены довольствоваться облегчённой версией взрослых, типовых защитных аксессуаров. Родители кутают чад в десятки специальных приспособлений, чтобы химические соединения не попали под одежду, и дети передвигаются с трудом. Но это им на пользу, ведь лучше идти медленно, но самому, чем когда тебя быстро несут во Дворец Деактивации.

При рождении детей помещают в специальную камеру, где первые недели своей жизни они дышат самым-самым чистым воздухом. Без примесей и гари. Качество его искусственным образом ухудшается, но постепенно. В том самом инкубаторе, я имею в виду. И вот, всего через пару-тройку месяцев они уже адаптированы дышать тем, что им оставили их предки, и потому у нас есть дети. А иначе они бы не смогли закрепиться в мире, отравленном человеческой алчностью и историей.

Мы не такие. Я убеждён, что если бы вернуться в прошлое, если бы увидеть цветущий мир – мы бы его сохранили. Со всеми его растениями и животными, с огромными водоёмами. Но История не любит, когда о ней говорят годы спустя. Любит ли она вообще хоть что-нибудь? Наш мир – это отблеск, отражение иллюзии. Я не знаю, зачем он существует. Чтобы мы страдали?

Я люблю детей за их добрые глаза под их безразмерными очками, за улыбку, лучи которой пробиваются даже через маску. Я ещё помню время, когда у меня самого была семья, и на дне души начинает шевелиться страшное создание – моя собственная боль. Боль, убить которую я не смог и уже не смогу никогда. Мы так и поселились вместе в одной душе, но что поделать, времена вынуждают быть нас терпимыми и терпеливыми.

Когда мой ребёнок оказался слабым и не мог противостоять лучевой болезни, его утилизировали во Дворце Деактивации. Мне выдали лишь маленькую коробочку с обеззараженным детским пеплом. Её я самостоятельно должен был доставить на Стену Прошлого. Прекрасно помню этот день, словно всё случилось вчера, но на самом деле уже несколько лет прошло.

Я видел стену, ближе к центру Сферы, и она была огромна. Невероятно большая! У меня – пластиковая коробочка, но я потерялся на фоне гигантской, давящей на меня конструкции. И если бы не помощь профессионалов, не знаю, смог ли бы я вообще что-нибудь сделать. Таких страдальцев, как я, там было несколько. Мы централизованно поставили свои коробочки на большой лоток.

Специальный механизм, которым управлял несколько рабочих, ставил прах наших близких возле сотен и тысяч таких же ёмкостей. Сыну не было ещё и девяти, а коробки-то стандартные, и пока я нёс её, пепел пересыпался внутри. Так музыкально! Хоть здесь ему не будет тесно, утешал я себя, но как-то неубедительно, и потому жёлтые слёзы всё равно скатывались под очками.

Помню, когда мы с отцом хоронили деда, тот еле-еле поместился в своё посмертное пристанище. И горя почти не было, как-то рутинно отнёсся я к этому! Смерть этого старика, измученного жизнью, не выбила из меня даже вздоха. Тогда лишь я понял, что деда своего не знал, мы жили как-то отдельно, хотя и в одной комнате, а потому – никаких угрызений совести. Но бывают в судьбе удары посильнее…

Смерть сына была первой, но не единственной причиной зарождения боли. Жена оказалась ещё слабее отпрыска и совершила страшное преступление – попыталась умертвить себя, прыгнув под здание Передвижного Правительства. Но добрые люди удержали её и сдали властям, и уже довольно долгое время она пребывает на каторге. Ни слова, ни строчки.