Тот день стал точкой отсчета, в тот день вместе с Леркиной жизнью прервалась жизнь беззаботного хакера Лехи Стрельцова, человека слишком правильного, в чем-то наивного и даже глупого. И, быть может, на этом история бы закончилась, если бы жизнь не была такой тварью и не оставила в живых пустую оболочку, жаждущую мести и крови. И некуда было деться от пустоты этой, только жажда мести частично ее заполняла, а потом и эта искорка пропала, потухла с последним истошным стоном человека, забравшего у меня жизнь. Вот тогда я окончательно потерял цель, существовал просто, пообещав сестре жить дальше, но не совсем понимая для чего.

Своими поступками я не гордился, я делал ужасные вещи, творил то, что нормальному человеку даже в самом страшном кошмаре не приснится, но так было нужно, так я стал тем, кем являюсь по сей день. Тенью, призраком, чье имя наводит ужас в определенных кругах. Я к этому не стремился, так вышло, побочный эффект.

Наверное, подобная репутация накладывает на людей свой отпечаток, и я привык, видимо, к тому, что мало кто решается мне перечить. А тут, девчонка совсем, сколько ей? Восемнадцать? Занозой засела в мозгу и не выковыряешь, я пытался. Может и погорячился я, вышвырнув девочку вместе с остальными, ведь кроме нее никто не перечил. Я, правда, в тот день решил, что это уловка нелепая, сколько я таких видел — не счесть. И забыть бы о брюнеточке, да вот незадача, мой больной мозг раз за разом напоминал мне о ее существовании. В общем-то и команду найти на нее все, что можно я дал только потому лишь, что хотел избавиться от навязчивых мыслей, заполонивших мое, и без того не совсем здоровое, сознание.

— Это уже не важно, я вижу, что у нее все хорошо, — качаю головой, но должного облегчения от подтверждения сложившегося о ней мнения, не испытываю. Скорее наоборот, словно хотел ошибиться. — Замуж выходит.

— Ты хоть в курсе, кто такие эти Барские? — Аид не сдается, а меня уже порядком раздражают эти потуги танцевать с бубном.

— А должен?

— Неплохо бы иногда понимать, кто тебя окружает.

— У нас с ним есть дела?

— Нет, но…

— В таком случае мне не обязательно знать даже о его существовании.

— Знаешь, что меня в тебе бесит? — он поднимается с места, и только потом добавляет: — Ты слишком упорно продолжаешь врать самому себе и отрицать очевидное.

— И что же это, позволь спросить? — откидываюсь на спинку стула и выжидающе смотрю на единственного друга.

— Эта девочка первая после Леры…

— Не смей, — обрываю его на полуслове и выставляю перед ним указательный палец в предупреждающем жесте. — Не смей произносить ее имя и сравнить…

Нет, боль никуда не делась, просто стала неотъемлемой частью меня. Порой я закрывал глаза и молился, молился проснуться и понять, что это все страшный кошмар, а она все еще со мной и не было всех тех ужасных событий и она не умирала в муках у меня на глазах. А потом открывал и реальность обрушалась на меня с новой силой.

— Если захочешь изменить свое мнение, вся информация у тебя на столе, — Аид кивает на синюю папку, лежащую в углу стола, до которой я еще не добрался, — еще со вчерашнего дня. Не будь кретином, загляни хотя бы.

— Ты стал чересчур красноречив, Аид, — смотрю на друга, просверливая в нем взглядом дыру. Он прав в чем-то и прекрасно это знает, а я просто не хочу признавать. Не просто так он ткнул меня в папку, что сейчас маячила перед носом. Я давно привык решать вопросы кардинально, раз и навсегда. А наличие этой папки и друга, который решил перечить моему решению, наводили на мысль о том, что в этот раз я все-таки ошибся.