— Вы заимели адвоката? — спрашивает мужчина, когда наконец отмирает и приходит в себя, после впечатляющей речи моей новоиспеченной подруги.

— Это досадное недоразумение, — отвечаю, игнорируя его насмешливый тон и идиотский вопрос. — Я оказалась здесь случайно и совершенно точно не собиралась унижаться перед вами во второй раз.

— Нет, Вася, подожди, — снова вмешивается Оля, а мне уже хочется стукнуть ее, чтобы не закапывала себя еще глубже. У меня шансов здесь нет и ловить мне нечего, а ей…Ей ведь нужна эта работа, сама ведь говорила. — Вы не можете вот так взять и уволить человека, в конце концов есть трудовой кодекс и, насколько я знаю, трудоустройство в вашем заведение официальное.

— Оля, — одергиваю девушку.

— Очень интересно, — усмехается мужчина, — Аид, — бросает он стоящему позади, истуканом застывшему брюнету и, больше не говоря ни слова, обходит меня и двигается в сторону входа.

— Трудовой кодекс, говорите, — обращается к Оле этот самый Аид. — Что же, давайте по закону, увольнение по статье плюс обвинение в проституции с последующей выдачей правоохранительным органам. Такой расклад вас устроит больше? — он говорит спокойно, четко, но в голосе то и дело прослеживаются стальные, угрожающие нотки. Я еще не забыла, как бешено горели его глаза, когда он силой выволок меня из кабинета хозяина. Оля, к моему удивлению, и что уж греха таить, облегчению, молчит. Правда, облегчение мое длится недолго, потому что девушка застывает с открытым ртом и во все глаза пялится на мужчину, будто призрак перед ней стоит.

— К…Карим…— произносит дрожащим голосом, когда мужчина снимает очки и встречается с ней взглядом. Я смотрю на эту немую сцену и почему-то начинаю чувствовать себя лишней. Мужчина сводит брови, вперяясь внимательным взглядом в девушку. — Как…ты же…нам сказали, что ты…ты погиб…Ты не помнишь меня? Я Оля, Оля-кнопка, ты…

— Вы обознались, — перебивает он грубо, — я настоятельно советую вам обеим убраться отсюда по-хорошему, и больше не появляться, третьего шанса я вам не дам, — теперь мужчина обращается ко мне, расслабленное выражение на его лице ветром сдуло, и сейчас он пугал еще пуще прежнего.

— Нет, стой, я бы не обозналась, я знаю…Карим, — последнюю фразу девушка выкрикивает в спину удаляющемуся от нас мужчине. Дергается, собираясь последовать за ним, но я не позволяю, хватаю ее за локоть и тащу прочь, подальше от этих людей, от этого угнетающего места, от заинтересованных взглядов. К черту, разберемся.

— Это что сейчас такое было? — спрашиваю, когда мы удаляемся на достаточное расстояние. Смотрю на девушку, на которой теперь лица нет. Ее потряхивает знатно, губы дрожат, глаза покраснели. Она мне сейчас меня же саму напоминает, точно отражение в зеркале. И эти изменения в ее облике меня пугают, потому что выглядит она так, будто вот-вот сознание потеряет. — Оль.

— Он…это был он, понимаешь.

— Да кто он?

— Я думала, что он погиб…

— Успокойся, слышишь, может ты обозналась?

— Нет! — она срывается на крик. — Я бы никогда не обозналась…его я ни с кем не спутаю и голос его, понимаешь, это был он…

— Господи, да объясни ты нормально!

— Мы из одного детдома, он старше, намного, — она всхлипывает и по ее щекам скатываются слезы, — он выпустился и сразу в армию…а потом нам сообщили, что он погиб. Мы там все одной семьей были, понимаешь, а он…он мне самым родным был.

— Так, успокойся, — хватаю ее за плечи и несильно встряхиваю. Удивительно, как быстро мы поменялись ролями. Я все еще склоняюсь к тому, что девушка все-таки обозналась, но в таком состоянии ее точно нельзя оставлять одну. — Едем ко мне, думать обо всем будем завтра.