– Не сказал бы, что меня переиграли, скорее, мне просто не повезло… – раздраженно начал он, но потом резко замолчал и рассмеялся, покачав головой. Он провел рукой по тонким светлым волосам, приглаживая сальные пряди. – Нет, я не стану злорадствовать. Такое поведение не подобает тому, кто является магом и левой рукой Расколотого Короля.

«Значит, Таристан Его правая рука», – подумал Дом, чувствуя, как по коже поползли мурашки.

Смятение Древнего явно доставило Ронину удовольствие. Он улыбнулся еще шире – Дому показалось, что голова мага вот-вот треснет, – и со зловещим видом шагнул к бессмертному. Тюремщики тем временем подошли к пустой камере и вставили в замок ключ.

– К тому же, – вкрадчиво произнес Ронин, не переставая улыбаться, – мы все знаем, кто мозг вашего отряда. – Он согнул палец, подавая знак одному из рыцарей. – Но теперь от нее мало пользы.

Дом почувствовал, как его тело цепенеет, а в жилах стынет кровь.

Словно сквозь туман, он услышал рычание Сигиллы. Она ударила кулаком по решетке и прокричала что-то на темурийском: то ли проклятие, то ли угрозу. Ее рев эхом отразился от каменных стен и железных прутьев, но все было тщетно.

Рыцарь, через плечо которого был перекинут мешок, зашел в пустую камеру. Остальные солдаты молча следили за ним. Ронин же не сводил глаз с Дома, его взгляд пронзал, как острая игла.

Время замедлило ход, когда рыцарь скинул ношу с плеча. Мешок не был завязан, поэтому его содержимое с легкостью выпало наружу.

На холодный пол выкатилась Сораса Сарн. У Дома закружилась голова.

Ронин рассмеялся. Этот звук напоминал звон разбивающегося стекла.

– Если честно, я ожидал большего от убийцы-амхара.

Внутри Домакриана что-то надломилось так же, как землетрясение раскалывает гору. Теперь он знал одну только ярость, один только гнев. Он ничего не чувствовал. Не чувствовал даже то, как сдавливавшие ему запястье цепи трещат и разламываются под влиянием его силы. Какой бы ни была его бессмертная душа, она полностью растворился, и Дом уподобился дикому зверю. Помимо собственного сердцебиения, он слышал шесть других, учащенных от ужаса. Рыцари и стражники смотрели на него, как на чудовище; их расширившиеся глаза сияли в темноте. Сердце Сигиллы тоже неистово колотилось, отражая ее гнев.

Сердце Ронина билось спокойно.

Маг не был напуган.

Дом различал еще один звук: едва слышимый стук другого сердца. Медленный, но размеренный. Упрямо отказывающийся замирать.

– Сораса, СОРАСА! – Вопли Сигиллы отражались от стен. Казалось, они раздавалась со всех сторон одновременно.

Дом потянулся свободной рукой к воротнику и ухватился пальцами за полоску металла.

– Она жива, – сказал он.

Это успокоило Сигиллу, но совсем чуть-чуть.

– Тише, тише, Домакриан, – проговорил маг, покачивая головой взад-вперед, а затем снова согнул пальцы, подавая рыцарям еще один знак.

Несмотря на страх, они подчинились и, заперев Сорасу в камере, двинулись в сторону Дома.

Послышался стон металла, когда Дом потянул за ошейник, вырывая винты из каменной стены позади него. Теперь, когда у него были свободны плечи и одна рука, он принялся за второе запястье.

Лязг ключей зазвучал громче, и дверь в его камеру раскрылась. Внутрь вошли три рыцаря. Дом схватил первого из них за латную перчатку и сжал запястье.

В коридоре раздался вскрик – четвертый рыцарь слишком близко подошел к камере Сигиллы. Она метнулась вперед со скоростью молнии и, просунув руку между прутьями, схватила того за горло.

Остальные рыцари, оставив товарища решать эту проблему самостоятельно, окружили Дома. К его удивлению, они не стали доставать из ножен мечи, лишь навалились на него всем весом, чтобы снова прижать его руку к стене.