Дом осыпал их проклятиями на родном языке, высвобождая бессмертную ярость, копившуюся в его сердце последние пятьсот лет. Он щелкнул зубами в дюйме от их брони, пытаясь найти участок незащищенной кожи. Его сердцем постепенно овладевало отчаяние, потому что с каждой секундой представившаяся ему возможность сбежать становилась все более призрачной.

Один из рыцарей схватил Дома за шею и прижал к стене. Его горло снова сдавила сталь.

– Пара новых синяков – вот и все, чего вы смогли добиться, – донесся сквозь шум голос Ронина. Он стоял перед камерой Дома и смотрел на него красными глазами, злобно ухмыляясь. Одна его рука свисала вдоль тела, а второй он по-прежнему сжимал трость. Его пальцы были шишковатыми и напоминали искривленные белые корни.

Дом попытался выдавить едкий ответ, но не смог. Лишь зашипел и в последний раз навалился на рыцарей. Ничего не получилось. Они крепко держали его, придавливая своими доспехами к каменной стене.

Ронин заговорил неспешным, сладким, как сироп, голосом. Дому показалось, что слова доносятся до него сквозь толщу темной воды. Его глаза начали закрываться, как бы он ни противился, а легкие отчаянно требовали воздуха.

– Я бы пожелал тебе сладких снов, – произнес маг. Его лицо расплывалось, пока не остались одни лишь глаза – две ярко-красные точки на фоне белой луны. – Однако отныне тебя ждут только кошмары, Домакриан.

Белые пальцы согнулись, и Дому показалось, что он падает. Тонет. Умирает.

Мрак поглотил его целиком.

Когда Дом очнулся, его шею снова сдавливал ошейник, а запястье – новая цепь. Сталь сияла в полумраке, отражая тусклые отблески мерцающего вдали факела. Он напряг шею и дернул рукой, проверяя оковы на прочность. Они не подались.

Сигилла сидела, прислонившись спиной к стене своей камеры. Ее открытые глаза блестели в слабом свете подобно цепям. Вздохнув, она показала Древнему руки, теперь связанные прочным кожаным ремешком.

Дом нахмурился.

– Сожалею.

– А я негодую, – ответила она слабым и хриплым голосом. – Тебя пригвоздили к стене, Сорасу погрузили в беспамятство. А Сигилла Темурийская всего лишь обычная узница.

– Мы обратим это в преимущество. Как только представится возможность, – сказал Дом, успокаивая не столько Сигиллу, сколько самого себя.

Он перевел взгляд на ближайшую занятую камеру: ее от места заточения Сигиллы отделяли две других, оставляя между ними пустое пространство. По крайней мере, десять футов открытого пола.

Сораса по-прежнему лежала на полу – на том же месте, где ее оставили, словно груду ненужного мусора. Ее лицо было повернуто к стене, одна рука безвольно свисала, а другая скрывалась под ее телом. Короткие взъерошенные волосы окружали голову черным нимбом. Дом знал, что все ее оружие забрали так же, как его собственное. Без полудюжины кинжалов и флаконов с ядами на поясе она выглядела непривычно. Кожаную одежду и старые, потертые сапоги тюремщики не тронули, оставив Сорасе хотя бы это.

Дом по-прежнему чувствовал запах засохшей крови, и от этого его сердце беспокойно колотилось о ребра. Сораса была ранена – возможно, еще в Джидаштерне, а может быть, гораздо позднее. Дом не мог размышлять на эту тему, зная, что Сораса здесь. Понимая, что какое-то время она находилась в руках Ронина и Таристана.

Он снова принюхался. «По крайней мере, от нее не пахнет свежей кровью».

– Раз она здесь… – начала Сигилла, но тут же осеклась.

– …значит, ее нет с Корэйн, – закончил за нее Дом. Он крепко зажмурился. Темнота, в которую он погрузился, едва ли отличалась от мрака подземелья. – Сораса не смогла выбраться из города.