– Отправь жидовского должника с людьми Гумзага в Тмутаракань. Касог же на днях отбывает туда, верно?

Глаза племянника расширились: то ли от изумления, то ли от страха.

– Верно… Но ведь то – измена… – растерянно пробормотал Олег.

– Ну, уж это ты нагнетаешь, родной, – поморщилась Предслава. – Я, разумеется, понимаю, чего ты опасаешься. Ты беспокоишься о том, что наши киевские жиды предупредят тмутараканских сородичей о грядущем походе. Но ведь наши жиды не знают о замыслах князя… А если бы они даже и подозревали о подобном, зачем им предавать князя Киевского? Ведь здесь в Киеве их семьи, их жёны и дети. Они дорожат жизнями ближников.

– Да, это так. Ты права…

– Беда в ином. В том, что пока не столь очевидно. Жиды не знают о запрете покидать Киев. Они снарядят человека за серебром в Тмутаракань. Не Иакова, что у меня в порубе, так другого гонца. И вот когда его задержат люди князя, у Авраама возникнет вопрос: отчего им воспрещено ехать туда, куда следующей весной отправишься ты? Понимаешь, что будет? Вот где измена… А всему виной – я… – Предслава скорбно изломила брови…

– У касогов есть человек, знающий молвь жидов и умеющий читать их письмена… – задумчиво промолвил Олег. – Он мог бы прочесть грамоту и прочие харатьи и убедиться, что в них нет крамолы. И он мог бы надзирать за жидовским поручителем, чтобы тот не сболтнул лишнего. Только вместе с Гумзагом в Тмутаракань отправятся и люди из дружины отца. Вдруг кто-то из них признает жида…

– Твой дядька, Турдв, по требованию князя пригнал северских смердов для переселения на Сурож. Я предупрежу Авраама, чтобы Иаков затесался меж них… – подсказала Предслава. – Сошлюсь на то, что так надобно для моих собственных выгод.

– Что ж, тётушка. Выходит, всё не так и страшно, – неуверенно улыбнулся Олег.

– Ты спасёшь меня от позора, мой родной! – с чувством прошептала Предслава, глядя на Олега глазами, безо всякого принуждения налившимися слезой.

Жидин Иаков послушно постриг волосы и бороду по славянскому обычаю, надел вышитую рубаху, назвался Яковом и, собрав нехитрый скарб, присоединился к северским переселенцам. То, что он был черняв, никого не удивило. Среди северы, жившей на границе со степями и, значит, соседствующей и роднящейся с народами неславянской крови, имелись люди самой разной наружности.

В день отъезда касожский толмач проверил письмо, написанное киевской иудейской общиной своим единоверцам из Тмутаракани, и пересказал его княжичу Олегу.

В начале грамоты было начертано пятистишие, содержание которого княжичу показалось бессмысленным, но толмач уверил, что подобное вступление в грамотах у хазарских жидов в обычае. После него в грамоте было изложено следующее:

«Святым общинам, разбросанным по всем уголкам света: да будет воля Владыки Мира дать вам возможность жить как избранным! Наши князья и господа, мы община Киева сообщаем вам о трудном деле Иакова. Ханукки, сын добрых людей, был тем, кто дает, а не тем, кто берет, до того времени, пока ему не была предрешена жестокая судьба. Он пошел и взял заём у иноверцев: Иаков стал поручителем. Заёмщик шел по дороге, и тут пришли разбойники, которые убили его и взяли его серебро. Тогда пришли заимодавцы и взяли Иакова, они наложили железные цепи на его шею и кандалы на его ноги. Он находился в таком положении целый год, и после этого мы поручились за него. Мы заплатили 60 закук42, и теперь еще осталось 40 закук; поэтому мы послали его по святым общинам, чтобы они могли оказать милость ему. И теперь, наши господа, поднимите свои глаза к небесам и поступите в соответствии с вашим добрым обычаем. Вы, кто знает, как велика добродетель милостыни, как милосердие избавляет людей от смерти. Но мы не те, кто предостерегает, а те, кто напоминает, и будет дарована вам милость от Господа.