– Лишишься? – переспросил княжич, непонимающе вскинув бровь. – Чего же, тётушка?
– А, пустое… – Предслава невесело улыбнулась и махнула рукой. – Не хочу тревожить тебя своими заботами, родной… Выбрось из головы.
– Ты уже тревожишь, тётушка. Расскажи до конца.
Предслава поглядела на племянника задумчиво-сомневающимся взором, закусила белыми зубами нижнюю губу, помялась. Затем отвела глаза в сторону, вздохнула и приступила к повествованию:
– Жиды задолжали мне… Год назад я взяла серебряных гривен из скотницы41 и отдала их в рост купцу из Козар. На него, к несчастью, напали лиходеи, убили, серебро отняли.
– У тебя нет долговой грамоты? – удивился Олег.
– Разумеется, есть. И поручитель имеется, – вновь вздохнула Предслава. – Брат заёмщика. Иаков его кличут. Беда в том, что и он разорён… Он заточён у меня в порубе, и от него нет никакого толка. Авраам и Иегуда по доброй воле возместили мне урон на полтора пуда серебра. Но то не всё. Мне до́лжно вернуть в скотницу ещё пуд… Мы рассоримся с хазарами – и лишимся добрых отношений с жидами. Авраам с Иегудой более ничего не возместят мне. В грамоте, увы, нет их имён, лишь имя бесполезного брата заёмщика…
– В том, что серебро утрачено, нет твоей вины, тётушка. Жиды – заёмщики, с них и спрос. Расскажи о том отцу.
– Тут такое дело… – Предслава потупила взор, изображая смущение. – Долговая грамота была писана на имя Граничара. По ней выходит, что гривен я ссудила ему… А он – уже перессудил жидам…
– На Граничара? Но почему?! – изумлённо воскликнул княжич.
– Я опасалась, что Изборе донесут о моих делах с жидами. Ты же помнишь, как он был непримирим к этому народу. Я страшилась, что он проклянёт меня… И теперь получается, будто я выдала серебра из скотницы своему же тиуну и не вернула.
– Да, одно к одному, – нахмурился княжич. – Но ведь Граничар подтвердит твои слова…
– Граничара нет в Киеве. Я отправила его проведать твоего брата в Новгород. Но коли бы даже он и был здесь – равно спрос с меня… Все расходные грамоты держат в руках люди княгини. Не сомневаюсь, что плесковская девка поспешит попрекнуть меня, обвинить в растрате. Она же ненавидит меня. А твой отец весь ум растерял с молодой женой. Слушает её как заворожённый, – сказала Предслава с досадой, и на сей раз это чувство было вполне искренним. – Мне несдобровать, если дело дойдёт до него.
– У меня нет пуда серебра, но кое-что накоплено… Я бы мог помочь…
– Нет, нет, что ты, мой родной! Перун с тобой! – Предслава торопливо замахала руками. – Спасибо, чадушко. Я не прошу у тебя серебра. У меня есть собственное имение. И я, разумеется, возмещу убыль в скотнице. – Она замолчала, будто задумалась. – Но кто возместит ущерб мне? Авраам просит освободить поручителя Иакова из неволи. Он хочет отправить его в Тмутаракань и Саркел… Челом бить в общинах тамошних жидов. Просить заём, дабы вернуть мне. Но князь велел не отпускать жидов из Киева… Увы, затея неисполнима…
– Если я захвачу Тмутаракань следующим летом и возьму богатую добычу, я возмещу тебе тот пуд серебра.
– Нет, чадушко. Так не пойдёт. Мне нет места в той доле, которую до́лжно разделить с дружиной… – твёрдо сказала Предслава и вновь замерла, погрузившись в печальные думы. – Хотя помочь ты всё-таки можешь…
– Как? Только скажи…
В горнице воцарилась напряжённая тишина. Предслава молчала, всячески изображая лицом и взглядом, какие лютые сомнения одолевают её в сей миг. И вновь она почти не лукавила. Княжна готовилась произнести самые главные слова в нынешнем разговоре. Слова, которые не просто испытают на крепость успех всего задуманного предприятия, а поставят на кон саму судьбу: и её собственную, и Киевской державы. Огласить их было совсем не просто. Предслава напрягла волю, глубоко вздохнула и, пристально глядя на Олега, сказала: