– Вот это Исаевым. Эти же письма Шаймерденовым и Курбатовым. А вот это тебе, голубушка. Читай, что тебе написали, – суетясь, бурчала Айкен, – слава Богу, что письмо. А то вчера разнесла пять похоронок. А сегодня, тьфу-тьфу, ни одной. День хороший. Поскорей бы это проклятая война закончилась. Даже не от беготни устаешь. А от слез. В старину, говорят, казнили тех, кто приносил плохие вести. …Меня, наверное, нужно казнить уже тысячу раз. Устала я от всего. Ой, милая, устала. Мой-то пишет редко. Но каждый раз со страхом жду письма. Ну на, на, заболтала я тебя. Эка вон у тебя глазки горят от нетерпения. Да улыбнись ты.
– Спасибо, спасибо, Айкен апай. Я вам очень благодарна, – схватив судорожно письмо, благодарила Айша.
– Да ладно. Ты оплатишь мне возвращением Смагула после победы и большим – большим тойем33. И народите вы кучу детей. И тогда я могу уйти на пенсию, чтоб наконец-то отдохнуть. Ну, давай иди, беги…, – уже вслед убегающей девушке крикнула почтальонша.
Спрятавшись в саду, под раскидистым карагачом за сельским клубом, Айша не могла унять бешено колотящееся сердце и нервную дрожь. Сердце готово было выскочить из грудины.
Она боялась раскрыть конверт, настолько ее взволновало ожидание.
Нужно подождать. Унять нетерпение.
Письмо нужно читать в спокойствии, погрузившись в буквы.
Она еще сто раз прочет это письмо. Это треугольное, обклеенное штампами, потертое от многих рук, глаз и расстояния – письмо.
Письмо – драгоценность. Письмо – надежда. Письмо – любовь.
Походив по саду, Айша еще раз посмотрела на треугольник.
Прижав к груди, Айша разрыдалась. Все бы отдала, чтобы он был рядом и сам читал свое письмо.
Она до вечера сидела, читая и перечитывая письмо.
Нюхая и прижимая к груди.
Вставала. Долго ходила вокруг дерева.
И опять раскрывала листок, чтобы перечитать то, что возможно упустила.
Сәлем қат.
Амансын ба34, Айша?
Живы ли, здоровы наши родные?
Как себя чувствуют соседи и аульчане?
Знаю, время не легкое.
Но мы все делаем для того, чтобы настало мирное время, по которому мы все здесь соскучились.
Милая Айша,
В первых строчках своего письма хочу выразить свою нежность и любовь к тебе.
Каждый раз перед боем, я вытаскиваю твою фотокарточку, и говорю тебе слова. Словно ты рядом.
Я разговариваю с тобой после боя.
И ночью. И днем.
Я разговариваю с тобой каждую минуту.
Я ни на секунду не забываю о тебе, милая Айша.
Помни, чтобы ни случилось, твой Смагул всегда любил, и будет любить, пока жив.
Айша, в предыдущем письме ты спрашивала меня про мое здоровье. Про наш отряд. Про фронт.
Скажу тебе, что дела сейчас у нас идут очень хорошо.
Мы сыты. У нас хорошая одежда.
Обычно наш боевой день начинается в 3 утра. До этого ведется ружейная и пулеметная перестрелка. Пули летят над головами, жужжат, ударяются в бруствер окопа и издают звук кипения каши или когда идет дождь – звук падающих капель в лужу. Но на это не обращаешь внимания, дело привычное. Даже разрывов снарядов не замечаешь.
Мы бьем фрица. Фашист бежит. И мы погоним врага до самого Берлина.
Мы ни на секунду не сомневаемся в этом.
Фашисты уже сдаются в плен. Говорят, не хотим воевать за Гитлера.
Ну и правильно. Они чувствуют, что мы их сильнее, потому что правда на нашей стороне.
Со мной в отряде служит Босан. Ты его не знаешь, он старше. Он не дает мне скучать.
Он очень веселый. Правда, болтает много.
Вот сейчас он опять балагурит. Никогда не унывает наш Босан.
Но это хорошо. Не время для уныния.
Зато помогает скрасить время между сражениями.