* * *

Олеся была замкнутой, нелюдимой, она доверяла только юной Александре. Они росли бок о бок, как полевые цветы, помогая друг другу выжить в окружавшей их с пелёнок нищете. Сашка рассказывала Лесе на ночь сказки, делала для неё игрушки из бумаги, делилась своей порцией и всегда защищала. Несмотря на дополнительные заботы, девочки умудрялись ходить в школу. Олеся была одарённой, но пока она оставалась в Бурьяново, её способностям было суждено пропасть зря; Саша брала учебу старанием. Александра ничего не боялась и часто дралась как мальчишка, Олеся же не отличалась смелостью.

Дома Леся ходила в полинявшем халате. Грязные запутанные волосы она не желала собирать, как и купаться в холодной воде, поэтому дурно пахла и чесалась. Только большие детские глаза, синие как васильки, завораживали живым блеском.

Олесе было двенадцать, и она уже успела испытать чувства первой любви. Её заветной мечтой стал не робкий одноклассник, не крутой мальчишка со двора, а неуловимый главарь опаснейшей преступной группировки, прозванный Беззаконным. Беззаконный также был известен среди патринского дна, как современный Робин Гуд, защитник слабых и обделённых. Леся слышала, что год назад кумир бросил якорь в Фениксбурге. Она не встречалась с ним лично. К тому же у молодого атамана, как Беззаконного называли фениксбургцы, была девушка, какая-то серая мышь.

Леся могла только любоваться его портретом на старой розыскной листовке, где кумиру было около четырнадцати лет. Более поздних изображений Беззаконного не существовало: кто бы ни пытался составить его фоторобот, получал чужой образ; ни один художник не мог передать черты его лица, воссоздавая на холсте совсем другого человека. Молодого атамана никто не мог запечатлеть на фотографиях полностью: на снимках чётко отображалась лишь одежда, а волосы, лицо и оголенные части тела были размыты, будто тот был фантомом. Поэтому Леся берегла последний портрет кумира как зеницу ока, пряча даже от старшей сестры.

Считая Беззаконного заступником, Олеся писала ему письма с просьбами о помощи. На каждом указывала свой адрес: Берёзовская улица, дом 8, квартира 3. Но не отправила ни одного, а сожгла, страшась, что мать узнает об этом и снова её изобьёт. Всё же Леся наивно верила: однажды, он ворвётся к ним в дом и поможет выбраться из этой трясины.

Пока Саша была на охоте, Леся склонилась над младшими братьями. Курчавый веснушчатый Владик тихо плакал, закутанный в колючее одеяло; детское тело страдало от пролежней и загноившихся ранок. Павлуша уже сутки лежал неподвижно с синюшной кожей. Олеся только сильнее укутала его, не желая рассказывать сестре, что Паша не подаёт признаков жизни, чтобы и дальше съедать порцию младшего брата.

– Лекарство! Где моё лекарство! – Леся содрогнулась, услышав за спиной бешеный вопль матери. – Черти, куда вы её подевали?

Острица стала лихорадочно открывать дверцы еле живых шкафчиков. Она разбудила Владика.

– «Лекарство» закончилось, мама… – сказала Олеся, пытаясь её успокоить.

В Острицу словно бес вселился от такого известия. Она примчалась к дочке и с размаха ударила по лицу, настолько сильно, что та упала на пол.

– Почему ты нас не любишь?.. – Леся поднесла ладонь к покрасневшей щеке и горько заплакала. – Зачем ты меня родила?

Оставляя вопросы дочки без ответа, Наталья переключилась на Владика: младший сын Острицы разрывался от хриплого плача. Наталия приблизилась к его кроватке и, схватив мокрую подушку, вознесла над истощённым личиком Владика.

– Не делай этого! – Олеся нашла в себе силы встать с пола. – Мамочка, пожалуйста, одумайся!