Окольцованные тьмой. Дитя зловещего древнего рода Валентина Вилеева

3 год XXI века

Первый день зимы казался милостивым к людям – в полдень над Фениксбургом возвышался ясный небосвод. Сияло величавое солнце, но не грело; далёкое и чёрствое к Земле. Мороз, слегка покусывая, пощипывал, румяня лица фениксбургцев и приезжих. Площади, скверы и проспекты сверкали, запорошенные снегом, словно серебром. Если в центре дороги, тротуары и тропинки хорошо прочищались, то в периферии водителей и пешеходов испытывала гололедица.

Фениксбург – город-герой, воздвигнутый победоносным князем Андреем Тёмным как новая столица великой державы, замыкал тройку крупнейших городов Патринии. Гордостью фениксбургцев были старинные дворцы и особняки, живописные парки и мосты, золото церквей, центральная филармония, театры балета, мюзикла и оперетты, кольцевая автомобильная дорога, метро и монорельс. Однако город Чёрного Феникса скромной красотой и близко не стоял с великолепным Сант-Андриадом. Он являлся сердцем Патринии при трёх монархах: отце-основателе, Платоне Малоумном и малолетнем сыне Малоумного, Юрии I. Получив абсолютную власть, Юрий Кровожадный, второй самодержец рода Светлых, вернул верховное правительство в Сант-Андриад. Слава Фениксбурга померкла, как блекнет пламя свечи на фоне яркого света сотни лампочек хрустальной люстры.

Фениксбургцы любили этот город, хоть он часто был жестоким, безразличным и несправедливым. Александра Астрова входила в число тех, кто любит свою малую родину лишь потому, что здесь родился. Она считала: где человек родился, там сгодился. Жизнь Сашки была не сахар, но она не привыкла жаловаться и не хотела меняться. Саша считала себя уже совсем большой: ровно месяц назад ей исполнилось двенадцать лет.

Александра жила на Берёзовской улице, в старой панельной пятиэтажке – таких в Бурьяново, лучшем из неблагополучных районов Фениксбурга, было пруд пруди. Берёзовская улица выделялась обилием берёз, тремя ржавыми детскими площадками, второсортными магазинчиками, маленьким базаром и торговым центром «Три курицы». К последнему и торопилась Сашка.

Саша куталась в старенькую тёмно-синюю куртку со сломанной молнией, то и дело поправляя шапку-ушанку, что была велика и сползала на глаза. Перекинув большую сумку через плечо, она уверенно скользила по неровным тротуарам, не боясь гололедицы. Осматривалась по сторонам, оглядываясь как осторожный зверь, чтобы не превратиться из охотника в добычу.

В семье Александры было пять голодных ртов: она сама, сестра-двойняшка – Олеся, их младшие братья – Павлуша да Владик и спившаяся мать. Двухлетний Павлуша не говорил и не умел ходить. Владику было полгода. Пытаясь найти горе-матери оправдание, старшие дети внушали себе, что та болеет. Александра и Леся взяли на себя заботу о младших и неспособной здраво мыслить мамаше. Сашка была единственной кормилицей. Ей приходилось после школы воровать: чаще всего она избирала целью маленький базар и торговый центр «Три курицы». Саша ловко освоила запретное мастерство, но младшей сестре, которая родилась на десять минут позже, строго-настрого запрещала брать чужое.

Торговый центр был перед глазами: двухэтажная постройка прямоугольной формы с широкими окнами, крашеная в блекло-желтый цвет; на первом этаже был супермаркет «Копейка», на втором – магазинчики одежды, канцелярские товары и цветы. Сашке оставалось перейти дорогу: остановившись перед самой зеброй, она ждала зелёный свет. У неё не было попутчиков, а с параллельной стороны пешеходного перехода столпились пять человек. Тучная женщина держала за руку маленького мальчика. Бородатый дедушка стоял недалеко от них и, опираясь на клюку, кряхтел себе под нос. Чуть позади старика застыл мужчина средних лет в грязной одежде строителя. Все они не вызвали у Александры никаких эмоций – безликая толпа. Только пятый – высокий парень, одетый в тёмный спортивный костюм с капюшоном, затянутым на голове, и расстегнутый серый пуховик – породил страшную неприязнь. Он держался в стороне ото всех, сутулясь и будто бы пряча глаза.

На светофоре загорелся одобрительный зелёный свет. Убедившись, что все машины стоят, Саша поторопилась вперёд. Она всё смотрела на того парня: он шёл навстречу, пялясь на свои кожаные шнурованные сапоги.

– Мерзкий, до чего же мерзкий, – забормотала Сашка. Вдруг он словно ожил и, пронзая Александру выразительным взором бледно-голубых глаз, понёсся на неё как метеор. Саша не успела ни уклониться, ни вытащить канцелярский резак из кармана. Сильные руки незнакомца, врезавшись в её плечи, толкнули девчонку назад.

– Не стой как вкопанная! – успел он только закричать, как в него въехал бампер.

– Парень!.. – Александра побледнела. Она не заметила, как парковку «Трёх куриц» покинул белый джип и выехал на проезжую часть. Пока безобразные выцветшие колымаги стояли, этот благородный лебедь, нагло развернувшись, поехал вперёд, игнорируя светофор. Джип сбил бы Сашу, если бы тот парень не вмешался.

Парень повалился на кузов машины. Вцепился в него словно раненый тигр, оставляя царапины и кровавые следы. Джип не остановился: водитель резко поддал газу и, скинув, будто мусор, чужое тело на дорогу, уехал.

– Парнишка! – Сашка со всех ног подбежала к бедолаге. Остальные очевидцы происшествия сделали вид, будто ничего не заметили. Только маленький мальчик заплакал и крепче прижался к матери.

– Живой! – закричала Саша, осмотрев пострадавшего. Ей было и радостно, и страшно. Он был весь в ушибах и ссадинах, сломал несколько рёбер и как на грех при падении ударился головой. Парень лежал без сознания. – Он живой! Люди! Кто-нибудь! Помогите!

Никто не отозвался на Сашкины крики, не вызвал ни скорую, ни полицию. Она заметила красный свет светофора и то, как на дороге возобновилось движение. Всем было наплевать.

– Да что же вы такие безразличные! – заворчала Саша и поднатужилась, пытаясь вытащить раненого с проезжей части. – Держись, парнишка! Не умирай, хорошо?

Спина словно раскалывалась, а от боли в руках и ногах ей хотелось взвыть. Саше сигналили проезжающие мимо машины, но она не думала уходить. Как бы ни было опасно и трудно – он попал в беду из-за неё – теперь она не могла его бросить. Сашка не понимала, откуда в ней нашлось столько упорства. Ей удалось приволочить раненого парня на тротуар.

Она упала рядом с ним на мягкий и холодный снег. Саша не думала, что может заболеть. Она вдыхала воздух ртом как лошадь и, выдыхая облака пара, не сводила с раненого глаз. Капюшон давным-давно спал с головы незнакомца, позволяя девочке приглядеться к его лицу и причёске. Короткие волосы, что были цвета пшеницы, светлые брови и ресницы, курносый нос, губы и подбородок – всё запачкалось кровью.

Он открыл глаза – на пару мгновений их взгляды столкнулись. Краснея от стыда, Сашка поднялась на колени и виновато опустила голову. Парень не сказал ни слова; стиснув зубы, он поднялся с земли.

– На тебя больно смотреть… – негромко произнесла Саша, осмелившись поднять глаза. Она заметила серебряный крестик, висевший у парня на шее. – Прости… Тебе нужно в больницу!

– Не вини себя, – отозвался парень, собрав губы в улыбку, невзирая на мучительную боль. – Я в порядке.

– Ты весь в крови… – Сашка встала с колен.

– Бывай, – он махнул рукой – девочка заметила наколку – мрачный крест на его указательном пальце.

– Как же так? Кто ты? – Саше стало обидно. – Я – Александра, вот. Хоть имя назови!

– Ни к чему, – сказал он уже без всякого намёка на вежливость и жестоко заключил. – Мы больше не увидимся. Прощай.

Саша промолчала. Она печально смотрела, как случайный герой, что так и остался для неё незнакомцем, уходил. Он еле ковылял как хромой бездомный пёс и стонал от боли, оставляя за собой кровавые следы. Сашка не отправилась за ним: вспомнила о голодной родне. Она в последний раз взглянула на ещё видневшийся вдалеке образ поникшего незнакомца и, сплюнув, пошла своей дорогой.

Обледеневшая дорога в периферии стала для автобуса, который занесло на повороте, встречных маршрутки и трёх легковушек, дорогой смерти. Упомянутая выше трагедия и ещё нескольких похожих аварий оказались причиной дневных пробок. В Бурьяново движение почти остановилось. Среди этого скопления машин выделялся белый джип с поцарапанным и заляпанным пятнами крови кузовом. Благородной машине гудели; её бранили, желали заглохнуть, разбиться, сгореть! Опрятный водитель средних лет не отвлекался от дороги, а двое пассажиров не смотрели в окна. Им хватало личных проблем.

На белоснежную спинку задних сидений, обтянутых натуральной кожей, облокотился хмурый мужчина тридцати лет, одетый поверх белой водолазки и мрачных брюк в расстегнутую дублёнку. Он был высокий, жилистый, с янтарной шевелюрой средней длины, собранной в хвост; выделялся гордым прямым носом, небольшой ухоженной бородкой и лисьим взором алмазно-зелёных глаз, отражавших часть его сущности, что никогда не касалась семьи.

Евгений Иванович Волков был прямым потомком Чёрного Феникса, но унаследовал лишь малую долю родового состояния. По законам Патринии он – младший сын – не получил княжеского титула, который достался его прославленному брату Олегу. После безвременной кончины всеми любимого князя Волкова всё перешло к тринадцатилетнему сорванцу. Затаенная в сердце обида на несправедливость и напряжённые взаимоотношения со старшим братом не помешали Евгению с теплотой относиться к единственному племяннику. Он всегда баловал сына Олега Ивановича, а в последнее время готов был потакать всем его шалостям.