– Сколько писем пришло на следующее утро во время завтрака?

– Только одно – с почерком Мэри.

– Так-так. Выходит, он мог узнать что-то плохое про обвиняемого лишь от собственной дочери?

Послышался тихий шелест – сэр Уолтер Шторм хотел было встать, но лишь наклонился к Хантли Лоутону и что-то ему зашептал.

– Ну… Я не знаю. Откуда мне знать?

– И все же именно после чтения того письма мистер Хьюм впервые продемонстрировал свою неприязнь к обвиняемому, не так ли?

– Да.

– Все началось тогда и там, верно?

– Насколько я могу судить, да.

– Да. Итак, мэм, предположим, я сообщу вам: в том письме про обвиняемого не было ни слова, кроме того, что он приезжает в город. Что вы на это скажете?

Свидетельница коснулась своих очков:

– Я не понимаю, что должна на это ответить.

– Дело в том, мэм, что именно это я вам и сообщаю. У нас имеется то письмо, и мы предоставим его суду в надлежащее время. Итак, если я скажу вам, что в том письме не сказано ни слова про обвиняемого, кроме того, что он приезжает в город, изменится ли ваша оценка поведения мистера Хьюма?

Не дожидаясь ответа, Г. М. сел на свое место.

Оставив зал суда в изрядном недоумении, он не пытался опровергнуть ни одного показания свидетельницы, но сумел создать впечатление, будто в них явно что-то не так. Я ожидал, что мистер Лоутон продолжит допрос, однако поднялся сэр Уолтер Шторм и произнес:

– Вызываю Герберта Уильяма Дайера.

Мисс Джордан покинула кабинку, уступив место благочинному Дайеру. С самого начала было понятно, что из него выйдет надежный, убедительный свидетель. Дайер оказался учтивым тихим человеком под шестьдесят c коротко стриженными седыми волосами. В его одежде особенности личного вкуса гармонично сочетались с обличьем дворецкого: на нем были надеты черное пальто и брюки в полоску; вместо воротника-стойки[10] он носил накрахмаленный воротничок и темный галстук, излучая респектабельность, которая никому не могла показаться оскорбительной. Я заметил, как, проходя мимо присяжных заседателей и стола солиситоров, Дайер то ли кивнул, то ли слегка поклонился молодому блондину, сидевшему за столом. Он произнес присягу четким голосом, после чего опустил руки и замер со слегка вздернутой головой.

Глубокий голос сэра Уолтера Шторма заметно отличался от резких, настойчивых модуляций Хантли Лоутона.

– Ваше имя Герберт Уильям Дайер и вы провели на службе у мистера Хьюма пять с половиной лет?

– Да, сэр.

– Если не ошибаюсь, до него вы проработали одиннадцать лет у последнего лорда Сенлака, который за верную службу указал вас в своем завещании?

– Это так, сэр.

– Во время войны вы состояли в рядах четырнадцатого Миддлсекского полка[11] и были награждены медалью за безупречную службу в тысяча девятьсот семнадцатом году?

– Да, сэр.

Далее он подтвердил показания мисс Джордан относительно телефонного разговора с подсудимым. Дайер пояснил, что второй телефон находится под лестницей в задней части холла. Дворецкому было велено позвонить в «Пиренейский гараж», чтобы узнать о состоянии машины мистера Хьюма, нуждавшейся в некотором ремонте. Примерно в половине второго он поднял трубку и услышал голос покойного, который просил соединить его с абонентом 0055; затем покойный попросил позвать к телефону мистера Ансвелла, после чего мужчина на том конце провода произнес: «Слушаю». Теперь он может утверждать – то был голос обвиняемого. Убедившись, что связь установлена, Дайер положил трубку на рычаг. Проходя по холлу мимо открытой двери в гостиную, он уловил окончание разговора, в точности совпадающее с показаниями предыдущего свидетеля. Он также услышал злополучные слова, произнесенные покойным после разговора по телефону.