День отъезда неумолимо настал. Билеты давно куплены, подарки упакованы. Утешало то, что самолет из Целинограда летит до Минска, а там – рукой подать до дома. Не надо будет тащиться по Москве с таким багажом. И снова гости, гости, гости… Леша беспокойно смотрит в окно – Вали не видно. Он ее не видел уже два дня после той ночи под падающими звездами на берегу Ишима.
– Иди в гараж, Леша-баловник, тебя ждут. И смотрите мне! – бабушка Стюра ворчливо хлопнула Лешу ладошкой по спине.
В гараже, всегда открытом, его ждала Валя. Губы поджаты, глаза воспалены, заплаканы, под глазами тени. Лишь только Леша вошел, она нежно и крепко обняла его и прижалась щекой к его лицу:
– Ты, Леша, не думай плохо обо мне, ладно? Не будешь? Обещаешь?
– Ты чего, мать?
– Молчи. Молчи. Я мечтала тебя встретить, я мечтала, чтобы облака передали тебе об этом. И они меня услышали… Я мечтала о тебе как о мужчине. Ты и есть мой мужчина! Я знаю. Мы больше никогда не встретимся, но я всю жизнь буду тебя помнить. И… любить. И даже если выйду замуж, я буду думать, что это… ты. Прощай… – она расцеловала его, расплакалась и убежала. А он остался стоять, ошарашенный, с солью ее слез на своих губах, такой же соленой и горькой, как вода в соленом озере у Балта-горы.
Конец августа выдался солнечным, безветренным, с густыми утренними туманами. Из огородов яркими насыщенными ароматами разносятся запахи переспелых огурцов, слив-паданок, яблок, груш, пряного тмина. Скворцы, собравшись в большие стаи, весело щебеча-переговариваясь, черными облаками носятся над лугом. Уже улетели аисты и ласточки. Уже давно «на крыле» дикие утки. Уже заканчивается гон у косуль. Кое-где покрылись багрянцем листочки осин, покраснели ягоды рябины и калины. Матовыми, иссиня-чёрными гроздьями висят в колючих кустах пупырышки ежевики. Опустели поля, по второму укосу скошена трава на лугах. И только стайками попрятались в луговой траве бекасы, дупеля, задержавшиеся коростели. Вот-вот улетят чибисы, галдящие в пойменных лугах и на скошенных полях. Отъевшиеся и разжиревшие на молочном овсе и пшенице утки с наступлением темноты покидают плёсы и по привычке летят на сжатые поля, находя там и зеленую траву, и остатки просыпавшегося зерна. Бобры, не дожидаясь осенних дождей, по полуиссохшим каналам тащат к хаткам и норам голье ивняка, осинника. Надежно и сытно будет им зимой в свих убежищах. Лисята давно уже покидают свои норы и вместе с родителями всю ночь проводят в поисках пропитания. Но к утру вновь и вновь возвращаются в надежное свое убежище… Приближается тихо, незаметно, медленно меняя краски и запахи, волнующая, грустная, тихая осень…
Уже месяц каждую ночь волчица водит своих волчат на охоту, удаляясь от логова все дальше и дальше, но непременно возвращаясь к утру на свой остров. Пятеро щенят за это время заметно подросли. Из черных пушистых комочков они превратились в серых широколобых, на крепких ногах хищников. Молока уже не было, но обилие ягод и грибов и добываемое хоть и не так часто матерью мясо спасало от голода вечно голодных растущих щенков. В каждый свой выход волчата учились чему-то новому. Они научились отличать хромающую, судорожно машущую крыльями самку рябчика от ее птенцов, тихо в это время прячущихся в траве. Они знали, что вкусно пахнущий ежик несъедобен. Они знали, что стадо диких кабанов не боится их мамки, а все другие звери шарахаются от нее, едва заслышав их запах или увидев на тропе их семью. Волчата, обучаемые одной матерью, тем не менее, уже знали, как одним укусом перекусить позвоночник зайцу, как поймать тетеревенка или глухаренка, как подкрадываться к добыче под ветер, как подавать сигналы голосом-воем. Они уже знали тропки-дорожки на водопой, на скотомогильники, где можно полакомиться вкусно пахнущим протухшим мясом. Волчица научила волчат обходить все, что издает запах человека: проволоку, следы, газеты, потерянные или разбросанные человеком вещи. Волчата, притаившись по команде матери, наблюдали за людьми с корзинками, бродящими рано утром по лесу в поисках абсолютно невкусных грибов, в то время как полезные, хоть и горькие, высокие с серыми шляпками в белую крапинку грибы они сбивали ногами и не брали. Волчата, правда, не различали цвет: красные в крапинку мухоморы им казались светло-серыми. А деревья – черными. Несколько раз волчица уводила волчат к стаду молодых телят, загоняемых на ночь в загон из жердей по берегу реки. Безумно вкусно пахло от них! Абсолютно слабые и беззащитные, как казалось волчатам, они, почуяв запах волков, метались в загоне, сбиваясь в кучки и громко мыча. Волчата, по команде матери залегавшие в высокой траве, видели и людей, выбегавшись из своего жилища и размахивающих руками, что-то кричавших в ночь. Волчата не боялись их, потому что их не боялась мать. А она – главный авторитет в этом мире. Волчата видели, что мать вжималась в траву и внимательно следила за людьми и за телятами. Они повторяли все за матерью, но не понимали, почему она не нападает. Дрожали от азарта и голода, глотали судорожно слюну, но терпели.