– Может, нам съездить в плавни на охоту?

– Зачем? – На лбу Шотоева сгреблись в недоумевающую лесенку полтора десятка недоумевающих мелких морщин.

– Уток набьем, той устроим.

– Уток нам и без всякой охоты принесут, стоит только показать пару купюр с нулями, а той мы можем устроить в любую минуту, было бы желание.

– А удовольствие от охоты? Сладостное напряжение, ожидание момента, когда на тебя налетит утка? Легкий нажим пальца на курок и – звучит выстрел, громкий, как залп «Авроры». Впрочем, если выстрел бывает удачным, то ты его не слышишь совершенно, зато слышишь стук упавшей на землю утки. Это же м-м-м. – Бобылев потрясенно покрутил головой, из глаз его чуть не выбрызнули слезы умиления.

– Не знал, что ты такой заядлый охотник, – удивился Шотоев, – я вообще думал, что ты – человек, совершенно лишенный эмоций…

– Душа-то у меня есть.

– Теперь вижу, что есть.

– И она требует… требует… – Бобылев гулко ударил себя кулаком по груди, выбил изнутри спертый влажный кашель – что требовала от него душа, Бобылев определить не мог, да и слов на это у него не хватило бы…

– Требует выхода, – помог ему Шотоев.

– Вот именно, – подтвердил Бобылев.

– Сейчас появилось много хороших ружей в открытой продаже. Помповых в основном. На пять, шесть, семь патронов. «Винчестеры», «ремингтоны», «мавэрики»… Видел?

– Заходил как-то в магазин, держал в руках, к плечу прикладывал. Но по мне, ежели честно, – лучше старая курковая двухстволка. А сейчас все больше бескурковые, с лысым задом.

– Курковые тоже выпускают, только идут они в основном за границу.

– Может быть.

– Не может быть, а точно.

– Что касается меня, то лучшее охотничье ружье – автомат Калашникова, – Бобылев улыбнулся, показал желтоватые, выкрошенные по срезу зубы, – ни лось, ни кабан, ни медведь от такой бескурковки не убегут.

– Не говоря уже о двуногом звере.

– Двуногим в таком разе вообще ничего не светит.

– Значит, так, брат. Поезжай на охоту один, отведи душу, а ребят пока не трогай. Если хочешь, можем тебе помповый «ремингтон» купить. Хочешь?

– У меня хорошая двухкурковка, с горизонтальными стволами. У отца отнял. А помповое ружье – это баловство. К тому же дорого стоит.

– Ну, смотри. Мое дело – предложить, твое – отказаться. Три дня тебе на охоту хватит? – спросил Шотоев благожелательным тоном. Он не заметил, как в одну прямую жесткую линию сжались губы Бобылева, взгляд сделался угрюмым и опасным: его собеседник не любил, чтобы ему что-то диктовали, ограничивали в движении и вообще командовали им, не признавал этого права ни за кем, в том числе и за Шотоевым. – Трех дней тебе хватит? – повторил вопрос Шотоев.

– Мне и двух хватит, – угрюмо произнес Бобылев.

– Я понимаю – сбить внутренний мандраж, нетерпение и дрожь в чреслах, утолить голод. – Шотоев внезапно по-пионерски звонко, будто ему вручили новый красный галстук, рассмеялся, затем вздохнул: – Завидую я тебе, Юра.

– Чего завидовать? Поднимайся с места и попылили вместе со мной. Охоту запомнишь на всю оставшуюся жизнь.

– Не могу. Нам надо еще обзавестись парой, а то и тройкой хороших машин. Машин не хватает, Юра.

– Нет ничего проще, чем добыть новую машину…

– Есть, Юра. Город наш хоть и большой, а – маленький. Машины взять можно, но – осторожно.

– Пару иномарок хочешь?

– Зачем? Паршивая штука, эти иномарки, лучше родные, отечественные… «Жигули» называются.

– Хорошие «Жигули» можно найти только в высотных жилых кварталах…

– Либо в центре, около рынка, отследив водителя. Все это, Юра, я знаю. Знаю, знаю… Я тут встретил одного своего… коллегу, у него, как и у нас, товарищество с ограниченной ответственностью или акционерное общество закрытого типа – не суть важно, – он обещает помочь. Обзаведемся «Жигулями» с усиленными моторами и будем наши дела обделывать так, что ни один мент в Краснодаре не догадается, чьи руки там или тут поработали…