Охота на волков Валерий Поволяев

Серия «Любимый детектив» была удостоена

Премии МВД РФ в 2018 году.

© Поволяев В.Д., 2024

© ООО «Издательство «Вече», оформление, 2024

Он лежал на вершине взгорбка и лениво покусывал жесткую высохшую травинку, от которой попахивало полынной горечью и терпким мятным духом одновременно.

Осенний воздух был чист, глубок, небо просматривалось высоко, очень высоко, было оно по-летнему голубым, безмятежным, в душе от него рождалось некое сонное спокойствие, когда совсем не хочется что-либо делать, суетиться, куда-то спешить, добывать деньги на житье-бытье, прятаться от недругов, дыша вонью подвалов и схоронок – даже шевелиться и то, кажется, не хочется.

Вправо от взгорбка уходило влажное рисовое поле, ровно, будто по линейке расчерченное на чеки, влево, за небольшой дамбой, зеркально блестели гладью воды два озерца, которые охраняли люди в черной форме с нашивками на рукавах: эти озера были набиты рыбой, карасями и зеркальным карпом, любого, кто пробовал сунуться сюда с удочкой или с сеткой, встречали дробью, либо «коброй» – перечным газом, выедающим всякому любителю полакомиться дармовой рыбкой глаза.

Неподалеку от лежавшего человека влажно зеленела скошенная низина, в которую неуклюже спланировал аист – здоровый, голенастый, с угловатыми мозолистыми коленками, сгибающимися назад, поклацал клювом и неожиданно сделал проворный бросок в сторону.

Человек – фамилия его была Бобылев, – приподнялся на локте: интересно было, что же там углядел аист, птица в здешних местах редкая, обитающая все больше в Белоруссии, на российском западе, да в Прибалтике, но сейчас, когда ни зверю, ни птице нигде нет покоя, аистам, потерявшим свои гнезда и забывшим про извечные пути миграции, приходится селиться там, где менее голодно, а уж природные условия – дело второе, третье, восьмое, когда есть нечего, как в Абхазии, красота природы лишь раздражает…

Аист громко щелкнул клювом, в ответ на щелчок из травы стремительной пружиной выметнулась крупная серая змея, зашипела яростно, сделала бросок в сторону аиста, но аист на бросок даже не отреагировал, он хорошо знал, что может сделать змея, а чего не может. Змея снова сделала бросок в сторону аиста, но тот от нее даже не отшатнулся, начал рисовать длинными ногами круги около змеи. Змея с высоко поднятой головой сейчас была вроде бы как неподвижная ножка циркуля, некий центр ситуации, а аист – подвижной ножкой, которая вращалась вокруг центра.

Сделал аист один круг, второй, третий, четвертый, он двигался ровно, его можно было действительно проверять по циркулю – голенастая неуклюжая птица действовала четко, ловко, не делая отклонений в сторону ни на сантиметр.

Змея внимательно следила за перемещениями аиста – приподнявшись, она резво вращала маленькой приплюснутой головой, не выпуская голенастого зверя из вида ни на мгновение, ни на краткую долю секунды – чувствовала, что тот может напасть на нее в любой миг. А аист все ходил и ходил около нее кругами и очень внимательно следил за змеей.

Тело змеи свивалось жгутом, будто пеньковая веревка, которую для крепости надо как можно сильнее скрутить, и вот наступил момент, когда змея скручиваться уже не могла, надо было отработать задний ход, чтобы вновь начать движение. Как только змея начала раскручиваться в обратную сторону, аист стремительно подскочил к ней и клювом нанес два сильных удара по голове.

Змея дернулась, зашипела звонко, со стеклянными нотками, возникшими в глотке, помотала плоской, опасной головкой и вновь выпрямилась – пришла в себя. Аист вновь стал невозмутимо, будто ничего и не было, творить около змеи круги.

И опять змея начала скручиваться в жгут, но скручиваться до бесконечности или хотя бы как в прошлый раз уже не могла – все броски ее, даже на длину расправленного тела, не доставали до птицы, змея лишь пусто шипела, щелкала зубами и бесилась от иссушающей ее злости, совершенно бессильной, хлопала хвостом по сочной зеленой траве и старалась приподняться над землей как можно выше.

Голова ее неотрывно следовала за аистом и крутилась, крутилась, крутилась. Вновь наступил предел, надо было разворачиваться вторично, змея дернулась, приподнялась, щелкнула пастью и на мгновение упустила аиста из вида. Тот мигом засек это и вторично нанес своим железным клювом пару резких ударов по змеиной голове, кроша череп. За вторым заходом последовал третий, за третьим четвертый, пока змея не сникла и не ткнулась носом в землю.

Аист проворно подскочил к ней, ухватил клювом за шею, лапой наступил на обвядшее тело и с силой дернул, отрывая голову.

Через полминуты змея была мертва. Аист отшвырнул в сторону голову – самое несъедобное и самое опасное, что было в змее, клювом подцепил тело, будто толстую резиновую кишку, подхватил ее поудобнее и косо подпрыгнув, тяжело оторвался от земли. Полетел в сторону недалекой станицы, поблескивавшей на солнце крашеными железными крышами домов.

Там у аиста, в четвертом доме с краю, на прибитом к макушке старого обпиленного дерева колесе от обычной телеги, было свито гнездо.

– Ловко, – перестав кусать зубами травинку, шевельнулся Бобылев, вытянул правую, затекшую от лежания ногу.

– Не совсем, – послышался за спиной густой басовитый голос, – аист должен был убить гадюку с первого раза, максимум со второго, а он справился лишь с четвертого. Бракодел, а не аист, у нас в Узбекистане аисты работают много лучше.

Скользнув рукой по бедру – проверил, на месте ли кнопочный нож, Бобылев поспешно поднялся и, склонив голову набок, колюче глянул на приближающегося к нему человека. Рот у него дрогнул в слабой, словно бы неохотной улыбке.

– Не знаю, плохо это или хорошо, но я такой спектакль видел первый раз в жизни. Интересно было.

– Я видел хоть и не в первый раз, но мне тоже было интересно, – пришедший, в свою очередь, также цепко, не пропуская ничего, оглядел Бобылева, отметил землистый, совсем неюжный, будто человек этот никогда не нежился на благодатном здешнем солнце, цвет лица, налитые жидкой сталью глаза, твердый рот и неожиданно усмехнулся, не удержался – у Бобылева были пухлые, словно лепешки, красные уши, резко оттопыренные в обе стороны. Очень похоже на Чебурашкины локаторы. – А чего бледный такой?

Бобылев также внимательно, стараясь, чтобы из взгляда ничего не выскользнуло, ни одна мелочь, рассматривал пришедшего, – фамилия его была Шотоев, – Шотоев был черноволос, курчав, насмешлив, глаза у него были синие и холодные, как зимнее небо, гладко выбрит – ни одна ворсинка не проступает на щеках, ноги кривоватые, ступнями чуть набок, но, несмотря на дефект, они крепко держат плотное тело на земле. Сбить с ног этого человека было непросто.

– На дне лежу, потому и бледный, – нехотя ответил Бобылев.

– Грех имеешь большой? – спросил Шотоев, хотя прекрасно знал, что за грех числится за Бобылевым: в драке тот сгоряча пырнул ножом парня из одного горного аула, рана оказалась глубокой и бедного парня не довезли до больницы, по дороге он попрощался с матерью, с отцом, с родной землей, с высоким здешним небом и испустил дух. По законам гор убийца должен был лечь рядом с убитым, вот родственники того парня и выслеживали Бобылева.

– По российским понятиям – не очень, – медленно, тщательно выговаривая, словно бы прожевывая каждое слово, ответил Бобылев.

– Ладно, если мы сговоримся, – Шотоев наклонил голову, прикидывая что-то про себя, – тогда с благословения Аллаха и с родственниками повидаемся и постараемся все решить полюбовно.

– Денег у меня нету, я гол, как попугай с общипанной задницей. – Бобылев почувствовал, что голос у него дрогнул, пошел предательскими трещинами, недовольно сжал губы: слишком много он стал говорить, суетиться, вилять хвостом, лебезить – насчет того, что гол, как покалеченный попугай, мог бы помолчать, все это лишнее, сладкие слюни, изюм вареный, все это надо держать при себе. Он резко и зло рубанул рукой пространство, развалил воздух. – В общем, чего я объясняю, и так все понятно.

– А насчет дела… Предложение какое имеешь? – словно бы и не заметив потемневшего лица Бобылева, ноздрей, которые от гнева на самого себя сделались выпуклыми, как у негра, поинтересовался Шотоев.

– Есть кое-какие адреса, – голос у Бобылева выровнялся, трескучесть исчезла, – адреса-адресочки… Тряхнем куркулей по этим адресам – и деньги у нас будут, и желтизна, и брюлики. Все, что имеется в тех домах, – будет наше.

– Ладно, предложение принимается, – подумав немного, сказал Шотоев, провел носком начищенного ботинка по земле. – Садись. Чего поднялся-то?

– Да так…

– Я же не первый секретарь райкома. Это раньше перед первыми секретарями надо было тянуться.

На щеках Бобылева взбугрились желваки, он мрачно поглядел на Шотоева и опустился на траву.

– Больно ты горячий, – сказал ему Шотоев, – как молодой чеченец.

– Таким родила меня мама, переделываться поздно. – Бобылев посмотрел в сторону озер, где показались два охранника, совершавшие обход – в черной форме, с дубинками на поясах, с пистолетами, нехорошо поиграл желваками: – Будто немцы… эти самые… гестаповцы.

– Дети, – отмахнулся Шотоев, – им только из детских ружей палить. Скрутить их и пустить на дно озер – дело трех минут.

– В озера неплохо пару гранат кинуть. Хорошая уха может получиться.