– Пра-ашу!

Цюпа вошла в домик первой, огляделась:

– А что… Здесь очень даже недурственно.

– Большего нам и не надо. – Шотоев усадил Цюпу, сел сам, достал из кармана ключи от «Жигулей». – Вот что, сударь, – произнес он начальственным голосом, – в машине у меня лежит букет роз – определи его в посудину посимпатичнее и принеси сюда.

– Сей момент! – готовно, будто половой из чеховского рассказа, отозвался парубок, перехватил ключи. Добавил два слова из лексикона уже нынешнего: – Нет проблем!

– Это еще не все, – остановил его Шотоев, – пришли-ка нам официанта… Побыстрее, если можно.

В ответ вновь прозвучало традиционное, времен дядюшки Гиляя:

– Сей момент!

Официант примчался действительно «сей момент» – в ту же секунду – проворный, как танцор, в мягких козловых сапожках, в красной шелковой рубахе, перетянутой плотным, с золотыми кистями, шнуром, белобрысый, курносый, редкозубый, смешливый, бесцеремонный.

– Заказ оплачивать чем будем? – деловито осведомился он.

– В каком смысле? Наличными или по перечислению, что ли?

– Нет. Деревом или зеленью?

– А что, разве это имеет какое-то значение?

– Еще какое! На зелень мы даем все, что у нас есть. А на дерево – лишь половину.

– Тогда зеленью, естественно.

Шустрый малый улыбнулся лукаво, выхватил из-за рукава рубахи блокнот с серебряным, цепочкой прикрепленным карандашиком.

– Я внимательно слушаю вас.

– Не надо слушать, голубчик. – Шотоев взял в руку тяжелый кожаный том с разрисованным краской цветным меню, приподнял его. – Все, что тут есть – неси!

– Однако места мало будет, – озабоченно оглядев домик, проговорил официант, – дополнительный стол ставить надо.

– Это твоя забота. Ставь!

Цюпа молчала, небрежно покусывая зубами лепесток розы, и улыбалась – все происходящее было интересно ей. Она еще не встречалась с таким откровенным купеческим размахом. Главное, чтобы загул этот не перешел границы, не обрел, скажем так, назойливые черты… За этим надо обязательно проследить, она – начеку.

Проворный малый, кряхтя довольно, приволок еще один стол, а затем с помощником, примчавшимся с кухни, начал носить еду, блюдо за блюдом, поднос за подносом. Это был странный набор кушаний, порою совсем не сочетавшихся друг с другом: например, мясо и кислое молоко, осетрина и крохотные, размером с наперсток, пухлые пирожки, начиненные клубничным джемом, которые здесь, как сладкое, подавали к травяному чаю…

Посреди стола, как некий сверкающий утес, высился огромный букет роз.

– Неужели мы все это съедим? – ужаснулась Галина, когда официант принес последнее блюдо – хрустящие поросячьи хвостики.

– Если не съедим, то основательно понадкусываем. – Шотоев не сумел сдержать себя, засмеялся гордо. – Попробовать надо все.

– Не осилим, – убежденно произнесла Цюпа. – Для этого надо иметь слоновий желудок.

– Галочка, не тревожьтесь! Еду мы оставим врагам. Помните популярное русское правило: завтрак съешь сам, обед раздели с другом, ужин отдай врагу?

– Что-то такое я слышала. В студенческую пору.

– Будем исполнять заветы предков. – Шотоев подхватил Галину тарелку, горкой наложил в нее сырокопченой колбасы, нарезанной тонкими, кровяно просвечивающими дольками, бастурмы, мелких голубцов, отдельно пристроил двух копченых рыбешек с аппетитными золотистыми боками, кусок осетрины, пару ломтей розовой балтийской семги слабого посола, несколько пластинок сыра – сулугуни, пресного адыгейского, поставил перед дамой:

– Закуска к шампанскому!

– Копченое мясо и шампанское? Сочетается ли? – засомневалась Цюпа.

– Если копченое мясо высшего качества, то сочетается, – засмеявшись, объявил Шотоев, – а все, что есть на этом столе – высшего качества.