На последнем дыхании я подскочила к открытой двери, и не успела осознать этот факт, как что-то сильное сдёрнуло меня с места и буквально заволокло внутрь.

С яркого, ослепляющего солнечного света показалось, что я попала в полнейшую темень, но глаза быстро привыкли, я увидела того, кто дёрнул меня – мужчина лет сорока, может быть чуть-чуть постарше, ровесник моего папы, в форме пилота.

– Молодец, героиня! – смеясь, проговорил он. – Выглядишь, как на пожаре побывала, – пилот потрепал меня по макушке и скрылся из виду.

Вокруг раздался оглушающий хохот, откровенный ржач. Только в тот момент я заметила, что на продавленных сиденьях устроилась вся наша компания.

Никитос сидел впереди, выставив вперёд длинную ногу. Который раз я удивилась, насколько у человека длинные конечности, кузнечик какой-то, а не парень. Он широко улыбался, глядя на меня, в уголках глаз стояли слёзы.

– Маринка, – прохрипел он, одновременно плача и смеясь. – Посмотри на себя…

– Красотка, – заржал Макс, сверкнув свежим, только начавшим растекаться фингалом. – Амгалан постарался, – пояснил он, – когда мы за Никитосом хотели пойти.

Настя просто молча подскочила, обняла меня, заверещав, как сирена, следом за ней встал Тим, и обхватил уже нас двоих.

– Сели, молодёжь! – рявкнули из кабины пилота.

Я шлёпнулась рядом с Дашкой, которая продолжала смеяться и вместе с тем громко икать. Всё вокруг загудело, затряслось, содрогнулось, и только в этот момент я поняла, что Паша не забрался в вертолёт.

Остался там, на берегу широкой реки, в которой меньше суток назад купался, а я любовалась им, словно он актёр или модель, кто-то, кто должен сниматься в рекламе дорого парфюма, а не носить форму авиалесоохраны.

Высокий, сильный, с мягкой улыбкой, растрёпанные волосами и сшибающей с ног харизмой.

Я выглянула в иллюминатор, посмотрела вниз, там виднелись две точки в жёлто-оранжевых куртках. Амгалан, оказывается, тоже выскочил, чтобы продолжить то, ради чего находился в самом пекле – тушить огонь, спасать лес от пожара.

– Он со старшим своим связывался, – проговорила Дашка громко, перекрикивая шум. – В соседнем квадрате верховой, это почти там, где нас с ребятами забрали. Сначала пошёл в нашу сторону, и вдруг резко перекинулся в противоположную. Вроде это вас с Павлом и спасло, говорят, полыхнуло бы так, что ни за что бы до реки не добрались… – поперхнулась она. – Ой, не слушай ты меня, много я понимаю, – замахала она руками, глядя на меня. – Я, представляешь, косметику растеряла, – перевела Даша тему. – Рюкзак не застегнула.

– Зайца не потеряла?

– Василий – святое! – выдала подруга, дёрнув за ухо плюшевого, который примостился рядом, не привлекая внимания.

Добрались до места мы быстро. Вообще, на всё произошедшее ушло совсем мало времени. Полуденный зной не опустился, а мы уже выбрались из вертолёта, с ликованием чувствуя под ногами привычный, безопасный асфальт, а не буераки тайги, сплошь покрытые валежником, торчащими ветками, корнями и следами вырубок.

За какие-то несчастные четыре часа в нашей жизни произошло столько, что хватит впечатлений на всю оставшуюся… особенно у меня.

– Марин? – окликнула меня Даша, когда я выбралась из вертолёта.

Я выходила предпоследней из нас, Даша последняя. Первыми доставали Никиту, Алик и Макс подхватили его под руки и помогли выбраться, тут же подлетели медики с носилками, куда водрузили всего Никитоса со всеми его длинными конечностями.

Алёнку схватила за руку Настя, Тим взял неугомонное существо с другой стороны, и оба повели её к каретам скорой помощи, которые стояли совсем рядом с лётным полем. Остались мы с Дашкой и ещё пилоты, но я понятия не имела, когда им можно покидать машину, наверняка существовал какой-нибудь внутренний регламент.