В среду я стояла на площади у киоска, как вдруг услышала:

–Приветик! Не узнаёшь, что ли?

Зелёные глаза, сухое бледное лицо, розовая помада, волосы полностью убраны под модный чёрный беретик. Света! А внизу – Злата, «упакованная» в зелёный с малиновым космический скафандрик-комбинезон.

–А кто у меня на квартире занимался? Знаешь, а Раиса сама не пришла,– заболела, что ли? У неё– давление, да и возраст, конечно…

Эх, пропустить такую возможность, – пообщаться со Светой наедине, без этой ненормальной!

–Значит, тогда до восемнадцатого. Будет у нас такая… передышка.

–А я уже переживала, думала– подвела людей…

–Да что ты, что ты, прекрати! – Я снова смущённо уставилась в витрину, где лежали отрывные календари, как Света снова окликнула меня:– Ал, вот забыла тебе отдать,– и вручила мне яркий глянцевый буклет «Будут ли все люди когда-нибудь любить друг друга?»– Сейчас наша благая весть прошла по миру, вот мы всем раздаём…

Дома отчим спросил меня:

–Что, газету купила?

–Нет, это у нас тут секта всем бесплатно раздаёт. У меня уже целая пачка.

–А почему мне никто ничего не даёт? Дай посмотреть!

И я написала в своём дневнике: «Я знаю, что в секте меня любят. Света так нежно простилась со мной, что сердце не могло не дрогнуть». Какая чушь! Это просто «бомбардировка любовью»!

А мне всё равно надо было обдумать, что же со мною случилось.

Глава восьмая.

Немного солнца, немного снегу.

Зачем я вас, мой родненький, узнала?

Зачем, зачем я полюбила вас?

Ведь раньше-то я этого не знала,

Теперь же я страдаю каждый час!

Из песни «Я милого узнаю по походке».

Я никогда не забуду этот холодный и серый октябрьский день, понедельник, когда отчим пошёл в отпуск, а я, как и всю мою короткую жизнь, не знала, чем себя занять. Я сидела за столом в своей маленькой комнатке и пыталась читать японские новеллы в толстом сборнике, но они были скучные, а точнее – не по зубам, мне не по возрасту, ещё недоступные моему пониманию.

Было очень пасмурно, ветер жестоко рвал износившуюся за лето листву. Мне стыдно и страшно вспоминать сейчас, но я не выносила, когда мои родители были в будний день дома, у меня была с ними просто какая-то биохимическая несовместимость! И не только у меня, но и у всех моих одноклассников! Это же ужас какой-то! Просто это бесовское, чёрное время, древнейшее китайское проклятие – жизнь в эпоху перемен, разрезало нас, отцов и детей, наше жизненное кредо, жестоким острым мечом, и мы отталкивались друг от друга, хотя и были разными полюсами! Простой пример: родители – за соборность, дети – за индивидуализм. И это притом, что я, Вика, Наташа и в некоторой степени Лиза были устаревшими людьми! Конформистами, диссидентами в новом российском обществе. (А диссидент – это ещё и сектант!)

И самое страшное, что и мама, и отчим считали такое моё патологическое состояние совершенно нормальным, и понимали, как мне тяжело с ними! И извинялись за то, что сидят со мною в одной квартире!

Несколько лет, ещё с советского времени, отчим работал грузчиком на базе в Хотове, но его уволили, и он еле устроился на хлопчато-бумажный комбинат (мой дед трудился там на старой фабрике, а отчим– на новой). Он проработал там года три, и каждое лето их отправляли в трёхмесячный отпуск. Мама говорила мне шёпотом, очень сочувствуя:

–У меня для тебя плохие новости– наш Вова опять идёт в отпуск на всё лето!

А я все каникулы тупо ходила по своей крохотной комнатке кругами и из угла в угол, как по камере-одиночке. Хотя почему «как»? Это и была моя страшная тюремная камера! Я там такие мощные икроножные мышцы себе накачала, будто была мастером спорта по спортивной ходьбе!