– Гарольд, ты заметил? Довольно сильный толчок!

– Ничуть не сильнее прежних, – отозвался он, повысив голос, чтобы его было слышно на лестнице.

– Вовсе нет! Хорошо еще, что почти все вещи упакованы, а то пришлось бы одни осколки собирать. – Мэри-Роуз помолчала и продолжила: – Мне было бы спокойнее, если бы ты сходил проверить тросы.

– Сейчас закончу тут и пойду гляну, ладно?

– Хорошо, – ответила она и, уходя, добавила: – Обед будет готов через десять минут.

Супругам Грейпс землетрясения были не в новинку, но за столько лет Мэри-Роуз так и не смогла к ним привыкнуть. Вернувшись в кухню, она замерла на пороге, а ее сердце сжалось. Из-за подземного толчка стоявший на массивном столе цветочный горшок с ярко-малиновыми и лиловыми гортензиями упал и разбился, а их оторванные корни были беспомощно раскиданы среди рассыпавшейся земли и глиняных черепков.

На миг Мэри-Роуз перенеслась в прошлое; тогда она еще и помыслить не могла о самом существовании этого дома. И вот она уже стоит не на кухне своего нынешнего жилища, а в маленькой квартирке в городке, откуда уехала давным-давно. Ее вновь настигает перестук дождя за окном столовой, а морской простор все так же пронизывают разряды молний. Она опять проживает ту грозовую ночь, когда такой же горшок с гортензиями выскользнул у нее из рук и его осколки разлетелись по кафельному полу. И ее так же, как и в ту далекую пору, охватила уверенность: «Должно случиться что-то плохое».

Мэри-Роуз и тогда чувствовала, что эти раскиданные на полу гортензии – нечто большее, чем просто дурная примета, но ей не хватило ни времени, ни воображения, чтобы подготовиться к тому, с чем пришлось столкнуться спустя несколько часов. С тех пор она всегда без устали сажала гортензии по всему саду: они не давали ей забыть о случившемся и были единственным, в чем ей удавалось поддерживать жизнь без страха потерять это навсегда.

Внезапно резкий запах горелого вернул Мэри-Роуз к действительности. Она быстро убрала кастрюлю с плиты, но, увы, слишком поздно. Обед был безнадежно испорчен.

Гарольд безропотно ждал, пока Мэри-Роуз соорудит некое подобие похлебки из остатков рыбы, которую удалось спасти из перестоявшей на огне кастрюли. Есть ему не хотелось, и он сообщил жене, что воспользуется паузой и выйдет в сад проверить тросы.

Он спустился по ступеням заднего крыльца и обогнул дом, пробираясь через заросли гортензий, заполонивших весь сад. За углом он увидел первый из шести стальных тросов-растяжек, которые одним концом крепились к крыше, а другим были глубоко утоплены в почве, словно каркас гигантской палатки. Гарольд установил их много лет назад, когда фундамент дома начал страдать от эрозии, неизбежной для вулканической скальной породы.

Гарольд наклонился над одной из опор и, раздвинув плотную листву заслонявших ее гортензий, пристально всмотрелся в крепление, утопленное метра на два в скалу. И тут его поразила мысль, что эти действия начисто лишены смысла. Через несколько часов им предстояло покинуть этот дом, и было совершенно неважно, ослабло крепление или нет. Так что он поднялся и пошел дальше, уже не обращая внимания на тросы. Его путь лежал через старый виноградник; он сам мальчишкой вместе с отцом сажал эти лозы еще до того, как они решили построить дом на скальном утесе, и задолго до его знакомства с Мэри-Роуз.

Уже много лет ни одна лоза не приносила урожая. Их скрюченные стволы высохли; задавленные мощными гортензиями, они перестали давать усики и плоды – а ведь из этих плотных гроздьев некогда варили виноградное варенье, его любимое. Гарольд нежно погладил старую засохшую лозу и на мгновение ощутил тоску по прошлому, но тут же вспомнил: как и в случае с креплениями, ему незачем теперь волноваться об этих бесплодных ветках. Он знал, что на следующее утро здесь не будет ни их самих, ни дома. Все исчезнет.