- Вообще не жалко, - тихо, сама себе, сказала я. У меня даже истерики не было. – И не страшно. Уже не страшно.

7. Глава 7

Ирэна

- Так, Лиза, Питер, берем Волчка, и идем в дом, - строго сказала я. – Дядя Эрик здесь разберется.

Не давая детям разглядеть тела, я подхватила щенка, и начала подталкивать процессию по направлению к дому.

- Волчка ударили! – вдруг попыталась заплакать Лиза. – Его же не убили, нет?

- Нет, конечно, он в снег упал, - успокоила я, поднимая повыше и показывая ей мохнатую извивающуюся тушку. В этот момент щенок что-то вякнул, тявкнул, вывернулся из рук и упал в снег, намереваясь бежать к месту боя и разбираться там.

- Вон, живой какой, даже слишком! – заметила я. – А где наша веревка? Потеряли… Ну, Питер, держи тогда сам его, и пошли.

- А там...? – посмотрел на меня мальчик, пытаясь заглянуть за спину.

- Нам Эрик потом расскажет, что это было. Опасно за ворота ходить… как жаль!

Дома я сдала детей и собаченка с рук на руки Анфисе, которая вышла из дома позднее, обеспокоившись, что никто не идет на праздничный обед, и застала только окончание истории: увидела, как я веду детей домой.

- Нормально все, бабушка Анфиса, Эрик помог, - быстро сказала я ей. – Расскажу потом. Кормите их, пока не остыло. Оставьте мне запеканки! – сказала я громко. – Я еще не пробовала ее, скоро приду!

Дети вразнобой ответили, что оставят мою долю.

А я снова выскочила на улицу.

- Эрик, они… все? – спросила, подбегая к страшному месту.

- Да, - поднял он на меня бледное лицо.

Он пытался как-то завернуть тела в их одежду, при этом не пачкаясь в крови. А еще, кажется, ему было просто противно прикасаться к несвежей, грязной одежде, еще и воняющей всяким… не хочу думать, чем. Бродяги одинаковы везде.

Я чуть не сказала: «Возьми перчатки!», но вспомнила, что здесь не то, что одноразовых или резиновых, здесь и простых рабочих перчаток упаковками не продают. Эрик колол дрова в чьих-то старых рукавицах, и это были единственные перчатки: и рабочие, и «парадные». Лайковые офицерские перчатки он давно потерял, или, скорее всего, их отобрали вместе с форменной одеждой в плену.

Странно, вообще никаких угрызений совести у меня не было. У Эрика, кстати, тоже. Мы просто пытались быстро придумать, куда и как убрать тела.

То, что я видела, полуприкрытое одеждой – страшные бородатые рожи. Может, эти люди просто вежливо хотели попросить поесть? Вот вообще не верю. Или нужно было дождаться, пока они полностью обозначат свои намерения? Нет, я не такая добрая дура. Это все равно, что в экзотической стране, увидев рядом крокодила, попытаться понять: а вдруг это добрый травоядный крокодил? А вдруг он сыт, и меня не тронет? Драпать нужно из этого места со всех ног, даже не думая!

- Послушай, нужно во что-то их завернуть, - спокойно сказала я, - чтобы кровью все не испачкали.

А во что завернуть? Брезента здесь нет, мешков для стройматериалов еще не изобрели. Другая ткань очень тонкая, да и слишком узнаваемая, если простыню, например, пожертвую.

- Коврик! – осенило меня.

У нас на полу перед дверью лежало несколько старых ковриков. Нет, это вовсе не были настоящие дорогие ковры, а просто грубые тканые полотнища. Подозреваю, их ткали сами крестьяне или крестьянки, потому что полотка были серые, небеленые. Для наших целей подойдет идеально, не даст запачкать весь снег. А потом просто сожжем ткань в печке.

- Ты видел старые коврики у двери? Выбери любой, и заверни… тела. И можно взять большие санки. В лес ведь?

Эрик кивнул. И, когда он отошел, я бросила еще один взгляд на тела, хотя и знала, что теперь они мне будут долго сниться. Кое-что я сразу не заметила… наполовину зарывшись в снег, видно, выпав у кого-то из рук, лежало ружье.