– В команде будут по нему скучать.

– Мы все будем, – сказал Финли, печально покачивая поседевшей головой. – Все.

Следующие слова великого человека не прозвучали неожиданно.

– Элиот, Элиот, – проговорил он.

– Да, сэр?

– Элиот, несвоевременный отъезд Майкла оставил пустоту в нашем доме и в наших сердцах. И хотя второго такого Уигглсворта нам не найти, возможно, в это вмешалась сама Судьба.

Он поднялся, будто расправляя невидимые крылья.

– Элиот, – продолжил он, – кому не ведомы трагические события последних дней? Ведь после падения Трои бесконечное множество невинных жителей были iactati aequore toto…reliquiae Danaum atque immitis Achilli…

Эндрю помнил эти слова из курса латыни в старших классах частной школы и сообразил, что профессор цитирует «Энеиду». Он что, собирался сказать, что место Уига займет какой-то троянец?

Финли взволнованно мерил шагами комнату, постоянно выглядывая в окно, в сторону реки, рядом с которой он больше никогда не увидит здоровяка Майка Уигглс-ворта, и вдруг развернулся и бросил сверкающий взгляд на Эндрю.

– Элиот, – напоследок сказал он, – завтра вечером приедет Джордж Келлер.

Джордж Келлер

Что-то в тоне зловещее
Подсказало раскрыть секрет:
Что в доме я был один,
Почему-то всеми забытый,
Что я в жизни был одинок,
Что со мной остался лишь Бог.
Роберт Фрост,
выпуск 1901 года

Будапешт, октябрь 1956 года

Детство Дьердя прошло под патронажем двух изуверов: Иосифа Сталина и собственного отца. Разница была лишь в том, что Сталин мучил миллионы, а отец – одного Дьердя.

Конечно, «Иштван Грозный», как часто в мыслях называл его Дьердь, в жизни никого не убил и даже не лишил свободы. Он был всего лишь младшим служащим в Венгерской партии трудящихся и, ругая своего сына, использовал жаргон марксизма-ленинизма.

– За что он меня тиранит? – жаловался он своей сестре Марике. – Да я куда более истинный социалист, чем он сам. Я верю в теорию и хоть не выношу их партию, вступил туда ради него. Чего он вечно мной недоволен?

Марика старалась успокоить брата. Утешить его. Как бы он ни пытался отрицать это, неодобрение со стороны их старика действительно его расстраивало.

– Наверное, – осторожно говорила она, – он бы хотел, чтоб ты стригся покороче…

– Что? Он хочет, чтобы я побрился налысо? Многие мои друзья носят «утиный хвост», как у Элвиса.

– Твои друзья ему тоже не нравятся, Дьюри.

– Не понимаю почему, – сказал Дьердь, с беспокойством качая головой. – Все они – сыновья членов партии. Некоторые из которых к тому же – большие шишки, и то они не обращаются со своими детьми так строго, как наш отец.

– Он просто хочет, чтобы ты оставался дома и учился, Дьюри. А ты уходишь куда-то почти каждый вечер.

– И тем не менее, Марика, гимназию я окончил с самыми высокими оценками. Теперь изучаю советское право…

В этот момент в комнату зашел Иштван Колоджи и, сразу взяв инициативу в свои руки, договорил за сына.

– Ты попал в университет благодаря моему партийному статусу, yompetz, не забывай об этом. Будь ты обычным умным католиком или евреем, никому не было бы дела до твоих оценок. Ты подметал бы улицы в какой-нибудь тьмутаракани. Благодари судьбу за то, что ты – сын советника партии.

– Помощника советника, – поправил его Дьердь, – в Отделе коллективизации сельского хозяйства.

– Ты говоришь так, будто в этом есть что-то позорное, Дьюри.

– Ну, вряд ли государство можно назвать демократичным, если людей насильно заставляют заниматься сельским хозяйством…

– Мы не заставляем…

– Прошу тебя, отец, – с сердито перебил его Дьюри, – ты ведь говоришь не с каким-нибудь наивным дурачком.

– Нет, я разговариваю с