– Что ж, значит, плохи твои дела, гарвардский мальчик, – пророкотал в ответ самый разговорчивый из двоих, и грузчики ушли.

Сидя на ступеньках у входа в Холуорти, Дэнни несколько минут раздумывал над своей проблемой. А затем у него родилась идея.


Он поставил перед фортепиано колченогий стул, поднял крышку своего древнего инструмента и начал осторожно, а потом все более уверенно возвращать пожелтевшие клавиши к жизни, наигрывая мелодию «The Varsity Drag» 27.

Погода стояла замечательная, все окна, выходящие в Гарвард-ярд, были распахнуты настежь, так что скоро вокруг Дэнни собралась толпа. Некоторые первокурсники даже бросились танцевать, готовясь к покорению Рэдклиффа и сражениям на других важных в этом обществе полях боя.

Играл он бесподобно, а его сокурсники искренне радовались тому, что среди них обнаружился такой талант. «Этот парень – настоящий Питер Неро[27]», – заметил кто-то. Наконец Дэнни закончил. Точнее, думал, что закончил. Все зааплодировали и начали просить его сыграть еще. Тогда он стал играть по запросам своих зрителей самые разные мелодии, вроде «Танца с саблями» и «Трех монет в фонтане».

Однако вскоре в толпе появился университетский полицейский. Именно на это Дэнни и рассчитывал.

– Эй, ты! – заорал ему полицейский. – Не положено посреди Гарвард-ярда играть на фортепьяне. Этот вот инструмент должен стоять в общежитии.

Первокурсники неодобрительно загудели.

– Ребята, – обратился Дэнни к своей восторженной аудитории, – почему бы нам не занести фортепиано ко мне в комнату? Тогда я смогу играть для вас весь вечер.

Раздались радостные крики, и шестеро крепких парней с готовностью подхватили инструмент и потащили его к лестнице.

– Да, и еще! Чтоб никакой музыки после десяти, не забывайте, – предупредил страж порядка. – Таковы уж здешние правила.

Снова раздался свист и недовольное ворчание. Дэнни Росси вежливо ответил:

– Разумеется, сэр. Обещаю, что буду играть только до ужина.


Несмотря на то, что у него не было возможности переехать куда-то из каморки, в которой он жил, пока учился в школе, тем не менее Тед Ламброс провел большую часть дня, покупая все необходимое в магазине «The Coop» 28.

Прежде всего – обязательный для каждого серьезного студента Гарварда практичный зеленый портфель, эдакий отличительный знак истинно стремящегося к знаниям человека. Потом приобрел большой темно-красный флажок прямоугольной формы, на котором красовалась напыщенная белая надпись: «Гарвард – выпуск 1958». И пока остальные первокурсники гордо завешивали флажками стены комнат в общежитии, Тед прикреплял свой в крохотной спаленке над письменным столом.

Кроме того, в «Левитт энд Пирс» он купил впечатляющую своим видом трубку, которую когда-нибудь обязательно научится курить.

К концу дня он еще несколько раз внимательно осмотрел приобретенную в секонд-хенде одежду для университета и мысленно счел себя готовым к превратностям гарвардской жизни, ожидавшей его с завтрашнего дня.

Потом все волшебство рассеялось: он направился в «Марафон» на Массачусетс-авеню, где ему пришлось напялить свой старый фартук и подавать ягнятину кембриджским светским львам.


Это был день стояния в очередях. Сначала утром, у Мемориального зала. Потом после шести вечера – перед входом в Фрешмэн-юнион в ожидании ужина. Последняя очередь тянулась вниз по гранитным ступенькам, едва не доходя до Куинси-стрит. Естественно, все новички были в пиджаках с галстуками. Одежда, правда, сильно разнилась и по цвету, и качеству, в зависимости от благосостояния и происхождения того, кто ее надел. Однако в правилах университета четко оговаривалось, что студент Гарварда может явиться в столовую только в подобающем приличному человеку виде.