В тот день, часа в четыре вечера, когда я сидел у себя в конторе и, кажется, читал какую-то книгу – из-за невыносимой жары работать было совершенно невозможно, – пришел Рамбири́дж Сингх и доложил, что на высоком холме к западу от нашей конторы стоит, размахивая руками и ногами, какой-то сумасшедший человек и как будто что-то говорит. Я вышел на улицу и увидел, что с холма правда кто-то спускается и, шатаясь словно пьяный, направляется в нашу сторону. Заметив, что вокруг собирается толпа зевак, я послал двух сипаев привести этого человека.

Когда его подвели ко мне, я увидел, что на нем нет ничего, кроме простого дхоти[31]. Это был светлокожий мужчина приятной наружности, лицо которого искажала страшная гримаса, из уголков рта шла пена, глаза покраснели, как цветы гибискуса, и взгляд их был помрачен. На крыльце моей хижины стояло ведро с водой, заметив его, мужчина, словно обезумевший, бросился в ту сторону. Мунешшор Сингх, поняв, что тот собирается сделать, быстро отодвинул ведро. Мы усадили его на стул, открыли его рот и, увидев распухший язык, поняли, что дела совсем плохи. С усилием отодвинув язык, в течение получаса мы понемногу вливали ему в рот воду, пока он не почувствовал себя немного лучше. В конторе был лимон, поэтому мы добавили ему в воду лимонного сока, и спустя час он уже совсем пришел в себя. Мужчина рассказал, что он из Патны, сюда приехал для разведения лаковых червецов и два дня назад отправился из Пурнии на поиски участка. Позавчера после обеда он добрался до вверенных мне земель, но почти сразу сбился с пути – заблудиться в этих лесах, где все деревья будто одинаковые, дело совсем нехитрое, особенно для человека не местного. Вчера он полдня бродил по страшному солнцепеку, но не нашел ни капли воды, ни живой души. Ночь он провел, уснув в изнеможении под каким-то деревом, а этим утром вновь пустился на поиски пути. Возможно, если бы он поразмыслил на ясную голову, ему не составило бы большого труда отыскать дорогу, ориентируясь по солнцу, – по крайней мере, он смог бы вернуться обратно в Пурнию, но, мучимый страхом, он только и мог, что полдня метаться из стороны в сторону, громко крича в надежде встретить кого-нибудь из людей. Только откуда им здесь взяться? От лесных участков Пхулкии-Бойхар и вплоть до Лобтулии тянулись на десять-двенадцать квадратных миль густые, непроходимые леса, поэтому совсем не удивительно, что его никто не услышал. Боялся он и того, что в лесу им овладеют джины и преты[32] и замучают до смерти. На нем была рубашка, но сегодня в обед, мучимый жаждой и солнечными ожогами по всему телу, он сбросил ее и оставил где-то. И вот в таком состоянии он, по счастливой случайности, заметил вдалеке красный флаг Ханумана, развевающийся на крыше нашей конторы, и это спасло его от неизбежной смерти.

В другой такой же жаркий и засушливый день мне доложили после обеда, что примерно в миле от нас к юго-западу страшно полыхает лес и огонь стремительно движется в нашу сторону. Мы быстро выбежали на улицу и увидели, как красные языки пламени, извиваясь и смешиваясь с клубами дыма, поднимаются высоко в небо. В эти дни дул западный ветер, и стоило только вспыхнуть где-нибудь хотя бы одной маленькой искре, как высушенные солнцем заросли кустарников и высокой травы загорелись бы, словно порох. Между тем вся та сторона, насколько ее можно было окинуть взглядом, была охвачена огнем, валили синие клубы дыма. Из-за того, что направление ветра переменилось, языки пламени теперь, словно почтовый состав, быстро неслись прямиком на наши соломенные хижины. Мы испуганно переглянулись – если продолжить мешкать, точно сгорим в этой огненной клетке. Лесной пожар движется прямо на нас!