– Явно высматривала наши позиции и скидывала координаты тому же сынку, – усмехнулся Мамай, – и самой чуть не досталось.

– Жаль, не спросили адрес, на чаёк не мешало бы заглянуть…

– Она бы ответила: военная тайна, – живо отреагировал Игрок. – И в телефон не заглянули, фотографии не посмотрели, мы с ней как с бабушкой родной…

В этот момент раздался характерный свист, начался обстрел. Стало не до бабули с «военной тайной»…

Было и такое: ушлые информаторы-наводчики ухитрялись получать деньги с обеих сторон, не гнушались. Такой деятель украинскому адресату сбрасывал координаты, подставляя под удар тот или иной объект, и нашим сообщал – куда будет целиться арта ВСУ. Что называется, никаких приоритетов, разделений воюющих сторон на ваши, наши, правые, неправые. Подход сугубо деловой, коммерческий – война войной, а гешефт, приработок или как ещё назвать (бизнесом язык не поворачивается) своим чередом. Возможно, в тот раз сработал именно такой предприимчивый гражданин Украины. Поступила информация в наше спецподразделение – готовится налёт на детский садик, срочно эвакуировать. Прыгнули парни в автобус. Получилось сверхудачно. Воспитателей вовремя предупредили, те успели оповестить кого-то из родителей, они примчались, забрали своих чад, оставшихся бойцы погрузили в автобус, увезли. Получасом позже – на одну беду в списке жертв горожан было бы больше. Точными попаданиями здание детского садика сровняли с землёй. На счастье – ни души в нём не осталось, даже хомяков и попугайчиков сердобольные дети забрали с собой. Про онкоцентр уже говорилось. Шесть этажей. Три нижних – онкобольные, верхние – пациенты с расстроенной психикой. Также прыгнули бойцы по команде в машину, были на подъезде, когда впереди за домами зазвучали взрывы. Приехали к развалинам. В воздухе висела пыль, раздавались крики из-под завалов.

Несколько раз им ставилась задача эвакуации детей на отдых, сопровождение автобусов до российской границы. К таким целям ВСУ относились с особым трепетом, снарядов не жалели, всё тот же лозунг: держать мирняк в напряжении. Вдвойне хорошо – на головы детям упадут бомбы, значит, больнее насолим русне – что за вояки, которые детей не могут защитить! Хотите выглядеть добренькими в глазах мирных граждан, мы вам благостную картину окропим кровавеньким…

В тот раз подъехали к мосту, а там места живого нет от прилётов, в дырах полотно, садись на край дыры, ноги опускай и наблюдай за течением реки. Автобус метров двадцать по мосту проехал и всё – дальше хода нет. Охрана моста подгоняет: быстрее пробегайте, в каждый момент может начаться обстрел. Бойцы начали хватать детей на руки и бегом на другую сторону.

– Страшно не столько за себя, – вспоминал ту операцию Игрок, – как за ношу. Мост давно пристрелян, начнут бомбить, наделают беды. А детям весело, смеются, заливаются, верещат, дядьки их таскают.

Боец двух-трёх малышей в охапку сгребёт, одного, что постарше, за руку и бежит, что есть мочи. Погода не для таких стартов, жара, весь в броне, с оружием, пот градом. И жутко на сердце, того и жди – засвистит в небе. При вездесущности и глазастости наводчиков информация, что идёт колонна с детьми, обязательно ушла вэсэушникам…

– Я килограмма на три похудел после тех забегов с детьми, – рассказывал Игрок, – и каждый из нас. С детьми ехали воспитатели. Одна, лет тридцати, на каблуках. Брючки, кофточка и туфли белые дырчатые на каблуках. Спрашиваю: «Проще обуви не нашлось?» Она: «Я же с детьми, мне надо выглядеть». «Не то, – говорю, – место и время вы, однако, выбрали». Как ещё каблуки не поломала. Четыре автобуса детей плюс их личные вещи переправили на другой берег. Поехали, нам через полчаса звонят: вы мост проскочили? Короче, начали бабашить по нему. Радовались, как пацаны, – успели перевезти детей.